rebellions are built on hate
Дописала.
Пояснение для тех кто не в курсе. Про Нуменор. Лав стори детектед. Около 100 кб
1
Виньялондэ.
Тонкая линия волнореза устремляется далеко в море, рассекая его подобно тому, как располовинивает небо шпиль на башне.
На самом краю волнореза застыла черная фигурка. В вечерних сумерках теряются детали, и сложно сказать, кто именно там находится – мужчина или женщина, подросток или старик, и действительно ли его одежды черны, или же это обман зрения, вызванный встречным освещением.
Тем не менее, жители гавани знают, что фигурка – женская, что хозяйка ее – древняя старуха, заставшая еще остров, а плащ ее на самом деле был когда-то черным, а ныне – выгорел и пропитался солью. Старуха приходит сюда каждый день, вернее, каждый вечер. Смотрит она неизменно на запад, на ярко-оранжевый круг Анор, касающийся вод, и погружающийся в пучину все глубже, пока не скроется вовсе. Говорят, она ждет корабль. Это, впрочем, очевидно – не на лошадях же пересекают море. Почему именно на закате? Может, раньше ей недосуг, хотя какие могут быть дела у одинокой бабки? Или ей мешает шум светлого времени суток, возвращающиеся в гавань рыбацкие лодки и покидающие ее корабли, перевозящие лес куда-то на восток.
Все куда проще. Старуха знает, что ушедший сто лет назад вернется именно на закате. Старуха безумна, искать в ее логике смысл смешно.
Эта любовь была обречена с самого начала. Обречена быть тайной, запретной, приносящей страдания и разлуку. Она состоит из коротких встреч и бесконечных ожиданий, заставляет лгать родным и разрываться на части, изъязвляет сердца своих жертв сомнениями и чувством вины. Такая любовь становится проклятьем от начала, и лучше бы ей не появляться вовсе, этой ошибке, узелку в гобелене Вайры.
Темные волосы, тонкий серебряный обруч, одежда без излишеств – нет, не это, а что-то другое, неуловимое, выдавало в нем жителя Андуниэ. Что-то оборвалось внутри, и два слога, два удара сердца оглушили и заставили Оринитиль вздрогнуть.
Верный
Прошло несколько сенунд. Разум попытался прийти в себя и лихорадочно искал оправдания неожиданно вспыхнувшей страсти.
Ему не обязательно быть Верным, - уговаривала себя Оринитиль. - Внешность обманчива. Даже если он родом с западных земель, даже если его родные поддерживают князя Нимрузира, разве должен он разделять их взгляды? К примеру, отец…
Вслед мыслям она перевела взгляд с юноши на своего отца. Тот стоял в нескольких метрах от короля. Ближе находились только королева и Зигур.
Две тени – одна растет, другая угасает.
Чуть дальше – князья, военная элита, главы гильдий. Матери Оринитиль в виде особой милости тоже было дозволено войти в храм в числе первых, но стояла она значительно дальше своего мужа.
Трубы возвестили о начале церемонии. Король и его свита вошли, и вскоре из отверстия в центре купола в небо устремилась тонкая нить черного дыма – это горел в огромной печи Нимлот. Прошла минута – и дым начал клубиться; с каждой секундой дымный поток становился все шире, и по толпе пробежала волна изумления.
- Столько дыма от одного дерева, - сказал кто-то рядом.
- Глупости, - проворчала дочь зодчего себе под нос – просто заготовили слишком много дров.
- Думаешь? – следующий голос прозвучал там, где минуту назад стоял тот самый темноволосый юноша.
Оринитиль повернулась. Щеки ее вспыхнули. Желание исполнилось – он заговорил с ней. Но сейчас она и сама понимала, что сказала глупость, и все пошло наперекосяк. Теперь нужно было выкручиваться.
- Может, я не так выразилась. Конечно же, дров было заготовлено ровно столько, сколько нужно на всю церемонию. Я просто уверена, что все просчитано до мельчайших деталей. А еще в хранилищах храма лежит поленьев на неделю. Лежало. Пока кто-то не решил спалить все сразу.
Дыма тем временем становилось все больше, он уже заполнил собой пространство над площадью и продолжал расширяться.
- Да я почти уверена, что это подстроено противниками Короля.
Теперь точно все, - подумала девушка. – Воистину, злейший враг человека это его язык. Можно не сомневаться, что после такого ответа этот Верный развернется и уйдет.
Однако, к удивлению Оринитиль, собеседник остался.
- Или же валар посылают нам знак, что сотворенное нами столь же черно и велико, как этот дым.
Теперь спора было не избежать, это понимали оба.
- Или же он означает, каким злом было дерево, - не сдавалась девушка. – Может, это его черная сущность выходит.
- Его ли? – парень прищурился. – А, может, это неправедные дела нуменорцев, что творили они три тысячелетия? Может, это их впитывало дерево, чтобы оградить жителей острова от последствий?
Оринитиль промолчала. Разговор складывался как нельзя хуже.
- Мое имя Адунзагар, - Верный нарушил затянувшееся молчание.
Девушка закашлялась. Дым понемногу оседал, хотя в небе его меньше не становилось. Площадь заполнил черный туман, и люди начали осторожно, чтобы не быть потом обвиненными в панике или измене, покидать ее.
- Оринитиль.
- Вот и познакомились. Принципиально ждешь окончания церемонии? Мы скоро останемся одни на площади.
В его голосе скользнула ирония, и Оринитиль не смогла не огрызнуться.
- Я дочь зодчего. Верховного зодчего Ар-Миналета, - она говорила четко и медленно, проговаривая каждое слово, словно читала лекцию. – Я буду до конца, до тех пор, пока не увижу своих родителей, выходящих из Храма. Раз уж мне как несовершеннолетней не было позволено сопровождать их внутрь.
Теперь уже замолчал Адунзагар, очевидно, задумавшись, не сболтнул ли лишнего, не зная, кто перед ним.
Девушка восприняла паузу по-своему. Сейчас он уйдет, потому что ты вела себя как злобная горделивая стерва, - думала она, - И правильно сделает. А ты никогда больше не увидишь его. Будешь рыдать ночью в подушку, и будет это очень справедливо.
- Извини, я не хотела показаться заносчивой, - инициатива далась Оринитили непросто. – Кстати, а ты с какой целью дышишь гарью? Кажется, мы последние, кто остались на площади. Если не считать стражи, но им деваться некуда.
Юноша повертел головой.
- Точно. Вокруг метров на десять нет никого. А пришел я сюда, чтобы наблюдать за происходящим, поэтому тоже никуда не уйду, пока не увижу, чем все закончится. Сама понимаешь, князь не смог явиться лично. Король в гневе и все такое.
Оринитиль кивнула, и Адунзагар продолжил.
- Ходили слухи, что в честь открытия внутрь попадет не только ближайшее окружение короля, но и простых жителей пустят восхититься великолепием черного алтаря и помещений храма. Я рассчитывал все рассмотреть. А ты была внутри? Просто подумал, что когда еще строили…
- Нет, - оборвала девушка собеседника. – Слишком много секретов. А пускать туда будут всех, но лишь в главный зал. Подняться к жертвеннику не будет позволено никому.
Верный вздохнул – слишком громко вздохнул, выдавая свое разочарование.
- Да ладно, нечего там было смотреть. Большое помещение, красивые фрески, мозаика на полу - все это куда интереснее, чем алтарь, столбы и цепи. Утварь может быть еще, но не думаю, что там что-то особенное.
- Значит, все-таки видела?
- Нет. Видела чертежи. Слышала кое-какие разговоры отца.
Оринитиль прикусила губу. Снова она сболтнула лишнего, теперь про Храм. Чертежи эти были тайной за семью печатями, ведь Храм состоял не только из зала и алтаря, в нем было множество подсобных помещений и несколько тайных выходов.
Адунзагар понял все без слов.
- Не надо дальше. Я ничего не слышал, ты ничего не говорила.
И снова наступило молчание. Черный туман загустел, небо от горизонта до горизонта заполнил дым.
- Знаешь, а я не вижу стражи, - обронила девушка. – Я вообще вижу не дальше метров пяти. Что если…
Договорить она не успела. Пропели протяжно трубы, зарокотали громом барабаны.
Король покидал Храм.
- Мне нужно идти, - тихо проговорила Оринитиль. Уходить ей не хотелось, но теперь уже не осталось ни единой причины стоять дальше и разговаривать с Верным.
Адунзагар понимающе кивнул ей вслед.
- Увидимся, - донесся до нее шепот.
2
Через сто лет после Падения море все еще приносит осколки былого. Амфоры и цветные оконные стекла, капители и стволы колонн с удивительно хорошо сохранившейся краской. А порой оно приносит цепи – и что с ними делать? Из кубка можно пить, а можно поставить его на полку и бережно смахивать пыль, завещать его своим потомкам как ценнейшую реликвию. Мозаиками и фресками украсить сокровищницу или зал, восстановив отсутствующие части рисунка или оставив как есть.
Старуха уносит цепи в свой дом на окраине гавани. Она не прижимает их к груди как другие находки. Убранство Храма значит для нее больше, чем для многих. Ритуальные серпы и чаши, печные заслоны и желобки алтаря. Все эти вещи старуха ненавидит, и порой собирается отнести кузнецу на переплавку, а порой – похоронить. Но каждый раз что-то мешает избавиться от всех этих вещей, и количество их растет, а не уменьшается.
Не осуждайте и не удивляйтесь. Когда кто-то убъет ваших родичей, вы точно также будете медлить, решая его судьбу.
Оринитиль понимала, что если Верный захочет ее найти, он сделает это. В Ар-Миналете один верховный зодчий, и дочь у него одна. А вот она знала о юноше меньше – кроме имени, в общем-то, ничего. Наверное, это было к лучшему. Не будет соблазна написать ему письмо, раз неизвестно, куда и кому отправлять. Не зная, где его дом, невозможно будет бродить в окрестностях и искать случайной встречи. Остается лишь ждать, не зная, чего желаешь больше – плакать от счастья, получив однажды тайное послание – или же рыдать от горя, не получив его, но встретить однажды другого, с кем сложится более удачно и не нужно будет скрываться от родственников.
Мысли эти полночи не давали дочери зодчего заснуть, так что встала она на следующий день почти в обед. Солнце, однако, не светило в окно, не в силах пробиться сквозь черный дым, который не спешил покидать небо над Ар-Миналетом и улицы столицы.
Оринитиль перевела взгляд в окна на стол и ахнула. На полированной поверхности лежал свиток. Печать на нем принадлежала гильдии книжников, но девушка догадывалась, что внутри вовсе не приглашение на праздник Адунаика. Сорвав воск, Оринитиль с лихорадочным блеском в глазах принялась читать.
Слов было немного, свиток оказался скорее запиской, чем письмом, но в нем было все необходимое для такого послания – место, время и пылкий сонет с простенькими рифмами.
И в назначенное время Оринитиль была в Серебряном саду, где галереи, беседки и аллеи создают причудливый лабиринт. Это излюбленное место для свиданий в Ар-Миналете, здесь так просто остаться незамеченным, и ничего не стоит спрятаться, если заметишь того, кого видеть не хочешь. Сюда, впрочем, приходят не только влюбленные – дети обожают играть среди ровно постриженных зеленых стен, старики приходят сюда вспомнить былые годы, неизменно заходят и путешественники, первый раз приехавшие в столицу.
Минуты перетекали одна в другую, людской поток шумел и кружился, а Адунзагара не было. Дважды Оринитиль доставала письмо, разворачивала и перечитывала, но слова не меняли своего значения. Она не ошиблась ни с местом, ни со временем, а, значит, Верный просто не пришел. Может, какие-то дела задержали , но разве не знал он о них, когда назначал встречу? Может, родители догадались и запретили идти, однако это еще меньше походило на правду. Юноша показался ей самостоятельным и вряд ли подчинился бы отцу или матери в этом вопросе. Мог ли он передумать? Встретить по дороге другую? Упасть и сломать ногу?
Минуты сложились в часы, вечер превратился в ночь, вторую беззвездную ночь Нуменора, и Оринитиль побрела домой. Самое отвратительное из чувств, ощущение того, что тебя предали, смешанное со стыдом за собственную доверчивость, давило на плечи, заставляя их опуститься вперед, а спину согнуться, словно под грузом.
Но встреча все же состоялась. Адунзагар встретился девушке на лестнице, ведущей с верхнего яруса парка на нижние. Юноша мчался, словно корабль на всех парусах, перескакивал через ступеньки и скользил на плитах.
- Прости, - выдохнул он.– Не мог раньше. Обстоятельства.
Адунзагар мог говорить лишь короткими фразами, настолько запыхался. Оринитиль холодно посмотрела на юношу. Никакие обстоятельства не могли оправдать весь тот позор, что она пережила за эти три часа.
- Что-то случилось? – голос девушки выдал ее обиду, ту, которую она так хотела скрыть.
- Случилось, - Верный немного отдышался. – Неважно. Не бери в голову. Я просто хочу сказать, что мне очень жаль, что так вышло, что тебе пришлось ждать, но я мог бы немного проводить тебя.
Обида Оринитиль смешалась со злостью. Мало того, что опоздал на немыслимое время, так еще и не говорит причину.
- А я думаю, ты просто забыл, - бросила она. – А теперь не можешь придумать оправдания.
- Я просто не хочу говорить об причине, - девушке почудилась мольба в его голосе. – Не хочу, чтоб ты меня осуждала.
- Если ты боишься испортить все, то не волнуйся, - Оринитиль сделала шаг назад, увеличивая расстояние. – больше уже просто не выйдет, Адунзагар, сын... да, кстати, а ведь ты вчера не назвал имени своего отца. Может, потому что он преступник, а, значит, мне стоит держаться от тебя подальше?
В воздухе повисло напряженное молчание, словно только что в землю ударила молния.
- Сын Балкузира, - глухо прозвучал в тишине голос юноши. – Балкузира из гильдии книжников. Он не преступник.
Оринитиль заметила, как сжались кулаки Адунзагара, как недобрым огнем сверкнули его глаза.
- Тебе не стоило ждать меня так долго, - произнес он, когда вспышка гнева потухла. – Мне не стоило приходить.
Юноша и девушка постояли еще какое-то время, а затем каждый пошел к себе домой. И уже дома, снова страдая от бессонницы, Оринитиль услышала разговор родителей, ужаснулась, а затем поняла, что задержало Адунзагара.
- Не уходи, зиран, иначе мне будет сложнее тебя защитить, - родители беседовали на балконе, стараясь говорить как можно тише, но все же их дочь различала слова, долетавшие через открытое окно. – Древо это лишь начало, за ним будут умирать люди. Стоит лишь развеяться этому дыму, как взовьется следующий, и мы почуем запах человеческих костей. Узилища Храма рассчитаны на многих и многих.
- Ты не говорил этого раньше, любимый.
Мать говорила подчеркнуто медленно, и это не сулило ничего хорошего. Так
- Я боялся. Надеялся, что король образумится. Молился, чтобы эти клетки и цепи служили лишь запугиванию непокорных.
- Для того чтобы запугать одних, другие должны быть принесены в жертву. Очевидно, правда?.
- Ты права. Но там сейчас несколько десятков книжников, почти половина гильдии, а я все еще не хочу верить в происходящее.
Оринитиль села в кровати. Все стало на места. И опоздание Адунзагара, и его странное поведение.
- Разве не ты минуту назад говорил, что подземелья рассчитаны на многих пленников? – в голосе матери скользнула горькая насмешка. – Что тебя удивляет, в таком случае?
- Говорил. Не уходи, Нилухиль. Я трус и мерзавец, я не могу объяснить, на что надеялся, пытаясь не видеть очевидного. Останься со мной. Если не можешь любить, хотя бы из милосердия. Твое сердце всегда было добрым, зиран…
- Что толку делить вину? Пойдем внутрь, становится холодно.
Это было слишком много для одной ночи. Человеческие жертвы в храме, родители на грани расставания. И Адунзагар.
К своему стыду, мысли Оринитиль не задерживались на проблемах ее собственной семьи, а перескакивали на Верного и его родных. Наверняка в его дом приходили, а, возможно, и арестовали отца, мать или еще кого-то из родственников. Из-за этого он и опоздал – но ведь пришел же, пришел несмотря на все те беды, что обрушились на его семью, но в результате услышал от девушки лишь оскорбительные слова.
Оринитиль снова легла. Завтра она обязательно найдет Адунзагара и принесет извинения. Так будет правильно. А пока нужно спать. Успокоиться и спать.
3
Битвы первой эпохи отгремели тысячелетия назад. Даже земли той не осталось, ушел под воду Белерианд. Дарован был Нуменор – но и он под волнами. А песни о Берене и Лютиэн по-прежнему в чести. Наверное, когда все забудется, когда люди перестанут различать зло и добро, когда приблизится Дагор Дагорат, даже в те времена будут петь о том, кто сделал невозможное ради любви.
Старуха хорошо рассказывает эту историю; ее слушают, затаив дыхание. А старуха улыбается своим воспоминаниям, таким же далеким, как затонувший берег Аталантэ.
Дочь зодчего вошла в гильдию книжников решительно, не таясь. Массивная дверь захлопнулась за девушкой. В холле царила непривычная тишина, посетителей не было. Да, было утро, но и раньше Оринитили приходилось заходить сюда в такое время, но абсолютного молчания она не наблюдала еще ни разу.
Девушка пересекла комнату, подойдя к лестнице, когда сзади послышалось тихое покашливание.
Оринитиль обернулась. В дверном проеме одной из боковых комнат стоял немолодой мужчина в одежде, соответствующей этой гильдии.
- Сегодня мы закрыты. Идет… проверка архивов. Возможно, до завтра-послезавтра управимся, но не исключено, что обыск, - тут мужчина запнулся, - проверка затянется до конца месяца.
- Я ищу не книги, - почти шепотом сообщила девушка, осознав, что происходит и кто сейчас может видеть или слышать ее. – Мне нужен Адунзагар, сын Балкузира.
- Ничем не могу помочь, - Мужчина покосился в сторону, затем коротко кивнул и зашел вглубь своей комнаты. Его не было минуту, а когда он показался, то в его руке был свернутый лист.
Молча взяв записку, Оринитиль так же кивнула, и, не произнеся ни звука, вышла из здания.
Черный туман на улицах Ар-Миналета и не думал рассеиваться. Однако запаха костей, о котором говорил отец девушки, не было.
Дочь зодчего отошла на несколько сот шагов и только тогда развернула бумагу. Схема была нарисована наспех, однако давала представление, как найти нужное место.
Двухэтажный дом с внутренним двориком и парой лестниц, ведущих на второй этаж, был почти лишенным украшений. Было видно, что хозяева не любили столицу, и не желали делать ее красивее даже на самую малость. Двести лет прошло с первого переселения жителей Андуниэ на восток, когда король Ар- Гимильзор решил более пристально следить за ненадежными жителями. Большая часть обосновалась в Азуладе, но некоторых судьба закинула и в Ар-Миналет
Сейчас дом опустел. Многие окна были занавешены, не слышны были даже отголоски разговоров, не играли во дворе дети.
Девушка набрала воздуха в грудь и постучала в двери. Открыла высокая женщина, одетая в пепельные одежды, знак траура, и Оринитиль растерялась.
- Я ищу Адунзагара, сына Балкузира, - выдавила она, глядя в пол. – Мне сказали, что он живет здесь.
- Вот как? – брови собеседницы удивленно взлетели. – Он не говорил, что ждет кого-то. Но проходи, не стоять же на пороге.
Дочь зодчего зашла. Комната, к которой она оказалась, была просторной и очень чистой. Слишком чистой. Да, мебель в ней стояла, но ни единого предмета второстепенной необходимости вроде вазы, статуэтки или покрывала.
- Ты? – Адунзагар ветром ворвался в комнату. Лицо его отражало целый фонтан чувств – изумление, радость, сомнение, стеснение.
- Я ненадолго, - Оринитиль постаралась сказать как можно более ровным тоном. – Просто пришла извиниться за свои слова, - произнесла она и тихо добавила. - Я не знала.
- Да, - юноша кивнул, - не могла знать. Все хорошо.
Женщина, впустившая в дом Оринитиль, постучала пальцами по поверхности стола, обращая на себя внимание.
- Может, тебе стоит представить нас друг другу, сынок?
- Это Оринитиль, дочь верховного зодчего, - выпалил Адунзагар. Он не был готов к подобному повороту событий. – А это моя мать, Дулгунитиль…
В кругу семьи именуемая Морвен, отметила про себя девушка. От ее внимания не укрылось , как поморщилась хозяйка дома, услышав свое имя на адунаике. И что-то еще неуловимое скользнуло по лицу женщины.
- Вот уж не думала, что мой сын найдет себе подругу среди вельмож, - Дулгунитиль старалась держать себя в руках, но досада и высокомерие все равно проскальзывали в ее словах.
- Мама, - Адунзагар попытался вмешаться в разговор, но Оринитиль покачала головой.
- Мой отец не вельможа. Во дворце он бывает редко, и только по делам, связанным со строительством.
- Да-да, ведь советник короля тоже в этом разбирается.
Девушка покраснела. Да, ее отец много лет нахваливал Зигура за его идеи, за механизмы, способные поднимать камни до невиданных ранее высот, за простые, но гениальные установки, позволяющие зарывать фундамент глубже, за сплавы, которые делали стены и крыши более легкими… Верховный зодчий, да и другие мастера Нуменора многому научились от колдуна.
- Мы пойдем, мама, - Адунзагар взял Оринитиль под локоть и повел к выходу. – Ты всегда говорила, что свежий воздух полезен.
- Стой. Последнее. Я не дам своего благословения, если вы не освободите твоего отца. Пусть твоя подруга добудет чертежи, наверняка где-то дома они сохранились. А ты проберешься в Храм через тайный проход – я уверена, хотя бы один существует – и сделаешь все остальное.
Юноша остановился, как вкопанный. Его возмущала сама идея, что мать требует выкуп за эти встречи, но мысль, что можно освободить отца, не давала возразить.
Оринитиль еле заметно улыбнулась. Все это напоминало ей дела давних дней.
- Я добуду чертежи, - спокойно произнесла она. – Когда я вернусь, они будут в моей руке.
4
День как назло длился долго, как часто бывает, когда чего-то ждешь, а дочь зодчего ждала наступления ночи. Оринитиль то и дело открывала окно и принюхивалась, но пахло по-прежнему только сожженным деревом. Пока еще не плотью.
Это же надо было наговорить таких пафосных глупостей, - корила она себя. – Ты не Берен, а отцовский кабинет не Ангбанд. Просто дождешься, когда все уснут, тихонько прокрадешься и достанешь бумаги.
Дело в действительности было не таким сложным, как могло показаться. Свои архивы верховный зодчий держал в идеальном порядке, замки использовал с буквенным кодом, не желая носить за собой связку ключей. А расположение бумаг и все нужные последовательности букв Оринитиль знала. Зодчий доверял своей семье. Неоднократно бывало так, что он, находясь на очередном строительстве, присылал слугу за теми или иными документами или же отправлял домой уже ненужные бумаги. Так и вышло, что девушка ориентировалась в кабинете отца словно в своем собственном.
От понимания, что этой ночью она предаст многолетнее доверие отца, на душе становилось мерзко. Оринитиль оправдывала себя тем, что речь идет о жизнях ни в чем не повинных людей. Тем более, что отец сам жалел о судьбе узников в Храме. В конце-концов из-за отцовского запрета она удержалась от соблазна заглянуть в эти чертежи во время постройки, справилась со своим любопытством. Сейчас же просто появилась серьезная причина нарушить запрет.
И все же это было воровством. И предательством, невзирая на все причины и оправдания.
Весь вечер Оринитиль боялась встретиться взглядом с отцом. Ей казалось, что стоит этому произойти – и тот мгновенно узнает обо всем. К счастью, зодчий был поглощен своими мыслями, так что семейный ужин прошел в тишине, если не считать нескольких пустых фраз.
Из своей комнаты девушка выбралась перед самым рассветом, опасаясь, что кто-то из семьи или прислуги ляжет позже обычного. Идти бесшумно по мраморному полу было просто; не выдавали девушку и двери, их петли были всегда хорошо смазаны и не скрипели. Самым громким звуком было сердцебиение самой Оринитиль – по крайней мере, ей так казалось.
Скользнув в комнату, девушка нашла нужный ей шкаф и принялась вращать колесико замка. Руки дрожали, коленки отчего-то тоже тряслись. Для простого действия ей пришлось затаить дыхание и предельно сосредоточиться. Но вот послышался непозволительно громкий щелчок, от которого у Оринитиль душа ушла в пятки, и дверца открылась. Бумаги находились в двух больших коробках, и девушка растерялась. Что из этого нужно? В темноте так просто ошибиться, да и сколько времени уйдет на разглядывание бумаг? При таком освещении – не час и не два.
Оринитиль закрыла дверцу, подхватила коробки и ринулась к двери. Перед самым выходом ее, правда, снова начали одолевать сомнения. Одно дело – украсть десяток листов, другое – две здоровенные коробки. И куда она их денет? Под кровать? Ненадежно, может случайно увидеть мать или служанка. Опять же, потом второй раз пробираться в кабинет, чтобы вернуть на место непригодившееся.
Девушка снова посмотрела на свою ношу и вышла с ней в коридор. В доме по-прежнему было тихо, родители спали и даже представить себе не могли, чем занята их дочь. А дочь дошла до своей комнаты, завесила окно одеялом, чтобы скрыть свет внутри, и зажгла лампу.
Да, в картонных ящиках находились нужные ей бумаги – в одном черновые варианты, в другом утвержденные. Вторые Оринитиль тут же принялась раскладывать на две стопки, то, что пригодится не может, вроде плана центрального зала, и то, что будет полезным. Запихнув ненужные коробки в шкаф, отобранные чертежи девушка сложила в сумку, сняла одеяло с окна и выдохнула. Большая часть плана была выполнена. Оставалось только подождать вменяемого времени и отнести документы Адунзагару, а затем…
А затем Оринитиль проснулась. На улице по-прежнему было пасмурно из-за дыма, но часы показывали, что до полудня осталось меньше часа.
Девушка вскочила и подбежала к сумке. Бумаги на месте, значит это ей не приснилось. Значит, она отключилась уже закончив все приготовления. Хотела выйти пораньше и заснула.
Одевшись за несколько минут, дочь зодчего выглянула в коридор. И снова ей предстояло красться в собственном доме. Потому, что если ее обнаружит мать, то придется завтракать, а этого Оринитиль не могла себе позволить, она и так потеряла много времени.
Оказавшись на улице, девушка облегченно вздохнула и поспешила к дому, где жил Адунзагар. Однако вскоре голову заполонили другие тревожные мысли. Вот сейчас она вручит Верному карты, и что дальше? Он пойдет искать дорогу в этих страшных подземельях? Вот где настоящий Ангбанд, и вот где нужна смелость.
Когда Оринитиль дошла до нужного квартала, она уже знала, что не отпустит своего любимого одного. Она пойдет с ним, как бы он ее не отговаривал.
Госпожи Дулгунитиль дома не оказалось, и двери открыл Адунзагар.
- Тебе удалось? – юноша изумленно смотрел на Оринитиль, сжимающую один из листов. – Прости, я не верил, что ты пойдешь на это. Думал, передумаешь. Не сможешь пойти против своей семьи.
Глаза девушки превратились в щелочки. Вспыльчивость была ее недостатком практически с рождения, и сейчас дочь зодчего была готова мгновенно закипеть.
- Я рад, что ошибся, хотя… нет, я хотел, чтобы ты передумала, - юноша пытался подобрать нужные слова, и от этого выходило еще хуже. – Хотел, чтобы ты меня забыла и не портила себе жизнь. Не предавала своего отца. И при этом желал, чтобы ты была со мной. Я счастлив, что ты решилась, и что мы сможем освободить узников, но отныне и вовек я буду чувствовать себя бесконечно виноватым перед тобой.
От гнева не осталось и следа. Отходила Оринитиль тоже быстро.
- А где твоя мать? Я ей обещала кое-что.
- Ушла обивать пороги, искать дальних родственников и другие связи. Пытается освободить отца своими методами. Она ни на секунду не поверила тебе. Все уши вчера прожужжала. Я даже рад, что ее нет дома.
Девушка кивнула. С последней фразой она была согласна целиком и полностью.
- Но ты можешь дать чертежи мне. Ты же знаешь, что каждая минута может оказаться решающей.
- Хорошо, - Оринитиль достала чертежи и расстелила их на полу. – Только ты не разберешься в обозначениях. Тебе нужен специалист. Например я.
К этому Адунзагар точно был не готов.
- Ты? Но я не могу. Если тебя обнаружат…
- То у моего отца больше влияния, чем у твоей матери, - резко ответила девушка.
Верный еле заметно улыбнулся.
- Дело ведь не в этом. Но ты ведь пойдещь, что бы я не сказал?
Юноша присел напротив своей возлюбленной.
- Рассказывай, специалист.
5. два дибила - это сила
Оринитиль начала водить пальцем над центральным чертежом. Вот здесь, рассказывала она, находятся камеры узников. Эта дверь решетчатая, эта из обитого железом дерева, а здесь открытый проход-арка. Дочь зодчего действительно неплохо разбиралась в отцовском деле, хотя сама не пошла по его пути, предпочтя витражи с их буйством красок тонким линиям чертежей.
Верный слушал, кивал головой, и было видно, что с каждым вопросом его надежды на проникновение в Храм рушатся. Да, несколько служебных проходов было, но закрывался каждый из них тремя толстенными дверями, а от выбивания тараном конструкция была защищена железными прутьями, и когда дверь была закрыта, они выступали на полметра, работая лучше засова.
- А что это за проходы? – ткнул он пальцем в другой чертеж. – Канализация что-ли?
- Ты… что ты… зашипела на него Оринитиль. – С ума сошел? Не смей прикасаться к рисунку. Ты же испортишь его. Водить пальцами можно только над поверхностью. Могу поспорить, к книгам ты относишься куда бережнее.
Девушка шумно выдохнула.
- Да. Канализация. – она всмотрелась в чертеж. - Но здесь тоже, сдается мне, ничего не выйдет. Под землей просторные проходы, но над ними несколько метров основания, через которое внутрь идут трубы, и они недостаточно широки, чтобы человек мог пролезть внутри.
- И ни единого люка?
Оринитиль еще раз взглянула на карту.
- Ни единого. Даже не имея строительных документов, кто-то наверняка решит найти такой подземный вход, и однажды ему это удастся. Зачем оставлять такую возможность для нарушителей?
- И то верно, - согласился Адунзагар. Взгляд его вернулся к первому рисунку.
- А что если войти через главный зал? – размышлял он вслух, - Если там сейчас многолюдно, то может и удастся незаметно спрятаться сперва за эту колонну, затем перебраться под эту лестницу – помня об упреке, юноша перемещал палец, не касаясь бумаги. Дальше в этот коридор, а он уже ведет прямо к клеткам.
Оринитиль неуверенно пожала плечами.
- Сомнительное утверждение. Говорят, дым многих напугал, так что не думаю, что в Храме сейчас много народу. Да, приходят те, кому положено. Главы гильдий, близкие и дальние родственники короля, военачальники и другие важные люди. Те, чье отсутствие будет замечено. Но что гадать, нужно пойти и посмотреть.
- Стой, - Адунзагар поднял руку в останавливающем жесте. – Я не подумал об этом. Нужен еще один план. На случай, если ты права, и Храм пустует.
- Разве что системы подачи воздуха, - после минуты размышлений предложила Оринитиль. – Отверстие в куполе неплохо справляется с вентиляцией, но не идеально. Поэтому есть несколько дополнительных вытяжек и насосов. Все они приводятся в движение изнутри храма, служители вращают колесо и лопасти крутятся. Необходимы при большом скоплении народа в Храме и как раз для служебных помещений. Из-за этих самых механизмов трубы должны быть достаточно широкими, чтобы, если что-то поломается, человек мог пролезть и починить. Кроме того, снаружи неплохо замаскированы под барельеф и находятся на приличной высоте. Видишь, - указала она на небольшой дополнительный чертеж, - двадцать метров. Если придумаешь, как быстро, пока не заметила стража, залезть туда, то, пройдя вот по этой шахте, мы окажемся почти в нескольких шагах от нужного места.
- Прекрасная идея! – новый план понравился Адунзагару больше предыдущего. – А почему нельзя забраться по барельефам? Ты что, никогда в горах не была?
Оринитиль затрясла головой.
- Что, серьезно? Ах, эти столичные жители, - засмеялся он. – Но так и быть, если будем следовать второму плану, то веревку я тебе спущу.
- Это будет очень любезно, - в тон ему съязвила Оринитиль, собирая бумаги. Юноша тем временем закутался в просторный плащ, пристегнув под ним меч и лом, остальное сложил в сумку.
Девушка смерила его скептическим взглядом.
- На месте стражи я бы заподозрила тебя в нехорошем еще на входе в Храм.
- Я не буду одевать капюшон, - возразил Адунзагар. – А все приличные преступники свое лицо чем-то да скрывают.
Закрыв дверь снаружи, юноша провернул ключ в замке.
- Слушай, я понимаю, что звучит это несколько нелепо, - немного смущаясь, произнес Адунзагар, когда пара отошла от дома на сотню метров. – Но как ты смотришь на то, чтобы познакомиться? Должен же я знать, кто согласился разделить со мной измену Острову. Вот, к примеру, мне шестнадцать лет, а тебе?
Оринитиль прищурилась. Она сама хотела узнать о своем возлюбленном больше, но то, с какой легкостью он иронизировал над их отношениями, задевало ее.
- Да ты совсем еще ребенок, - нарочито высокомерно ответила девушка. – Мне семнадцать.
6
Адунзагар рассмеялся. Напряжение пропало, и всю дорогу до Храма он и Оринитиль вели себя как любая другая пара влюбленных, и невозможно было бы даже предположить, что они затевали. Да и сами они на время словно забыли о том, куда идут. А, может, понимание того, что дальше будет не до разговоров, заставляло их отдаваться беседе и наперебой задавать друг другу вопросы.
- Ты тоже будешь зодчим? А когда-нибудь займешь место отца?
-Нет, я буду мастером по витражам и мозаикам. И, кстати, сейчас я должна готовиться к завтрашней встрече с учителем. А ты книжник, как твой отец?
- Вероятно, буду им. На самом деле, сколько себя помню, хотел стать капитаном корабля. Но вряд ли кто-то возьмет Верного, да и я хотел бы исследовать моря, а не перевозить солдат на очередную войну. Так что пойти по отцовским стопам показалось мне более разумным. Нет, не разумным, не то слово, разумнее как раз идти туда, куда хочется, чтобы не жалеть потом. Более правильным, что ли. Тем более, что мои старшие братья перебрались лет пять назад на континент, и если я тоже покину дом, родители останутся совсем одни.
- Так у тебя есть братья? – удивилась Оринитиль.
- А что в этом такого? У тебя никого нет, что ли?
- Нет, - вздохнула девушка. – Я поздний ребенок, и нелегко далась матери. Теперь отец боится ее потерять, поэтому о других детях не могло быть и речи.
- Ну, братья это не всегда так хорошо, как представляется. Хотя, конечно, я за ними скучаю. Два-три раза в год от них приходят письма, но с каждым разом все короче, и все менее откровенны. Такое чувство, что не хотят расстраивать отца с матерью, но ведь и родители не дураки. Мать говорит, что между строк читается куда больше, чем в открытом тексте. И что когда-нибудь наше время будут вспоминать как время, когда молчание было информативнее, чем слово, когда новости разгадывали, словно ребусы, и было это настоящим искусством.
Адунзагар собирался было продолжить, но тут на одной из башен, находившихся радом, заиграла мелодия – на часах стукнуло ровно три. Подчиняясь шестеренкам, механические молоточки принялись выстукивать сложный ритм на серебряных трубках, и улицу заполнила музыка.
- Кажется, я увлекся, - заметил юноша, когда мелодия стихла.
- Нет, все нормально, - успокоила его Оринитиль. – Хотя, признаться, я не ожидала от твоей матери такой…
Она запнулась, подбирая слова.
- Проницательности? – подсказал Адунзагар
- Скорее поэтичности. Твоя мать показалась мне погруженной во вполне земные заботы. И мне всегда думалось, что люди, которые склонны философствовать, не могут выглядеть настолько собранными и говорить… ну, так как она говорит
- И как же? – прищурился Верный.
- Резко, - после секундной задержки ответила Оринитиль. – Чеканя каждое слово. Коротко. Ничего лишнего.
- Это привычка, - Адунзагар улыбнулся. – Многим из друзей нашей семьи или родственников не хватает этой краткости, особенно когда начинают говорить о судьбе Острова. Так что в особо серьезных случаях мать на правах хозяйки дома пресекает подобные переливания из пустого в порожнее, пересказывая эти длиннющие монологи тремя фразами. Но на самом деле она не всегда язвительна, и сама любит поразмышлять.
Храмовая площадь приблизилась неожиданно быстро. Оринитиль казалось, что они только-только покинули дом Верного и успели обменяться буквально парой фраз, а вышло, что дорога прошла незаметно и до обидного быстро. Громадина храма нависала над площадью. Черный туман здесь был гуще, чем в любом другом месте Ар-Миналета.
Часть площади, непосредственно прилегающее к Храму, была украшена изваяниями, изображавшими воинов и чудовищ. Первые были призваны символизировать доблесть эдайн, вторые – могущество Тьмы. Две самые большие статуи находились по бокам от главной лестницы, ведущей внутрь. Одна из них изображала дракона, раздиравшего человека в одежде дикаря-южанина. Другая – короля Нуменора, верхом на том же самом драконе. Послание было предельно ясным, и гласило, что та самая Тьма, что убивает дикарей, может быть укрощена нуменорцем.
От ступеней исходило ощущение холода – солнце уже который день не могло пробиться сквозь дым и нагреть черные плиты. Стража стояла недвижимо, мало отличаясь от тех скульптур, что находились ниже. Зал же был почти пуст, и видно было, что немногочисленные присутствующие пришли просто из любопытства.
Мозаика на полу изображала море, по волнам которого шли корабли, бесчисленное множество кораблей, а над всем этим было черное небо, посреди которого сияло солнце, символ Золотоликого короля. При этом узор был проработан до деталей – на кораблях можно было рассмотреть даже экипаж, а при приближении к солнцу становилось заметным, что и оно не было однородным, а изображало масштабную битву где-то на южных пустынных землях.
Алтарь находился ровно по центру строения; лестница, что вела к нему, была высотой с пять человеческих ростов. Однако сам жертвенник нельзя было увидеть даже отойдя к дальней стене – в то время, когда жертвы не приносились, святая святых храма была закрыта бархатными шторами.
Впрочем, не это больше интересовало Адунзагара и Оринитиль, а количество и расположение стражи. Четверо стояли на нижней ступени алтарной лестницы, по одному у каждого из четырех проходов в служебные помещения. Молодые люди переглянулись. С одним можно было справиться, но нужна куда большая толпа, чтобы остальные не заметили.
- Пойдем, - юноша коснулся руки своей спутницы. – У меня нет желание дожидаться ночи в этом месте.
Оринитили Храм не показался таким уж мрачным местом. Сейчас, когда в нем было тихо, не читались заклинания, не стонали протяжно трубы и не приносились жертвы, полумрак и размеры помещения не казались ей зловещими. Можно было часами ходить и разглядывать пол – кажется, мозаика вмещала в себя тысячи мелких сюжетов, и если задаться целью, то среди них можно было обнаружить весьма смелые намеки. Мастера, выкладывавшие эти кусочки, прекрасно знали, что никто из сильных этого мира не будет рассматривать детали. Однако же она пожала плечами и тоже пошла к выходу.
На мгновение в голове мелькнула мысль, что можно было и не спешить. До темноты еще несколько часов, а рисковать не стоит так минимум до полуночи. Надолго эта мысль, впрочем, не задержалась. Да, можно было спокойно позавтракать и не вызывать подозрений, а не исчезать из дома без объяснений. Можно было бы даже сейчас прийти домой, побыть там час-другой, усыпить бдительность родителей.
Оринитиль посмотрела на Верного и поняла, что не сможет уйти домой сейчас. Чем бы это ни грозило – расспросами, упреками, обидами. Все это будет потом. А сейчас - беседка в парке, плиты набережной, рука в руке и краснеющие от счастья и смущения щеки.
7. То, ради чего собственно все и затевалось) теперь бы найти силы довести до конца
И разговоры, разговоры. Слово цепляется за слово, и, невинный диалог о любимых книгах перерастает в серьезный спор о старинных веках, путях эдайн и их предназначении. Подобные беседы более свойственны давно знакомым людям, которые, к тому же, никуда не спешат, и могут позволить себе провести вечер, рассуждая о великих событиях и великих проблемах. Но эти же разговоры открывают малознакомым собеседникам друг друга лучше, чем прямые вопросы о друзьях, родственниках и увлечениях.
- А все таки, - Оринитиль облокотилась на перила, украшавшие набережную, и смотрела на волны, - как так вышло, что оба твои брата оказались в Умбаре? Мне казалось, что Верные не жалуют континент в общем, а южную гавань так особенно.
Адунзагар картинно вздохнул.
- Да, да, везде предрассудки. Верные не живут в Умбаре, верные вообще сражаться не любят и не умеют. Куда им, все время уходит на изучение запрещенных языков, на работу с мечом и времени не остается.
- Этого я не говорила. Не передергивай. Просто у вас сложные отношения с королем, а при слове Умбар все вспоминают ту самую победу Ар-Фаразона. Ну и ближе к южанам, дальше от эльфийских королевств – будь я Верной, то рассматривала б этот порт как последнее место, где можно поселиться.
- И что, к примеру, мне делать во владениях Элронда или Гил-Гэлада? Какая, в сущности, разница, неделя пути к эльдар или три месяца, раз ты все равно к ним не поедешь? Было время, когда Срединная гавань называлась Новой, а чуть севернее находился Ост-ин-Эдиль. Тогда соседи частенько навещали друг друга. Да только что толку говорить о том спустя пятнадцать веков? А раз сейчас эльфа не встретишь и в Тарбаде, то он не отличается от того же Умбара.
Оринитиль пожала плечами. Что бы Адунзагар не говорил, ей все равно плохо представлялись его братья в главной гавани юга.
- Могу поспорить, у Верных тоже найдется пара-тройка предрассудков о прочих жителях острова.
- Может и найдется, - юноша улыбнулся. – хотя я назвал бы это не предрассудками, а очевидными вещами. Вы так гордитесь своей преданностью королям, что перестали видеть, в какую бездну они тянут Остров.
- Ну да, - вспыхнула Оринитиль. – Авалтири все видят, а остальные слепцы.
- А как иначе объяснить, что никого не волнует происходящее? Что никто даже не пытается что-то делать?
- Можно подумать, Верные развернули бурную деятельность. Ну, вроде изучения запрещенных языков. Наверное, это поможет убедить короля и наместников в колониях не использовать рабский труд. Кстати, князь Адуназир вроде как родственник короля, в друзьях ходил когда-то, почему же он бездействует?
Дочь зодчего разошлась не на шутку. К счастью, ее вопросов никто не слышал – прогуливаясь, пара забрела в рощу, и сейчас молодые люди были совсем одни.
- Я не верю своим ушам, - насмешливо произнес Адунзагар, - Ты не можешь так говорить. Ты должна быть верна своему королю. Разве не он победил Зигура? Разве не расцвели колонии больше прежнего? Или, может, флот не увеличился втрое? Не наступила эпоха всеобщего благоденствия?
- Зря иронизируешь. Я не буду утверждать, что у подобных речей нет сторонников, но многие равнодушны к достижениям, о которых ты говоришь. Кому нужен флот ради флота? Труд рабов ускоряет строительство, но добавляет головной боли из-за качества. Отец говорил, что нуменорцы строили бы храм в десять раз дольше, но зато не нужно было бы проверять каждую мелочь. Да и как можно будет сказать, что дом, к примеру, построен нуменорцами, если половину работы делали южане?
Девушка выдохнула. Увлеклась она. На самом деле она отдавала себе отчет, что повторяет слова отца, который, в свою очередь, тоже не мог считаться обычным нуменорцем. И несмотря на подобное вольнодумство, верховный зодчий не думал плохо о короле. Отец свято верил в то, что ни один король не способен принести зло. Все, что не совершит правитель, в результате приведет к лучшему, даже если будет казаться иначе.
- Так что упрек мимо. Нет ничего плохого в том, чтобы знать себе цену.
- И все же это называется гордыня, - продолжал настаивать, хоть и предельно мягко, Адунзагар. - Люди не желают больше общаться с эльфами, потому что это может ударить по самомнению, а жители Острова привыкли быть лучшими.
- А я считаю, что причина в другом. Если мы с нимри соседи, то почему нас не приглашают в дом? Да, они говорят, что мы можем навещать их в Средиземье. Тогда пусть и они посещают наши колонии, а на Остров не приезжают!
В том, что касалось запрета для эльфов посещать Нуменор, Оринитиль полностью поддерживала официальное мнение. Даже если у королей были другие, тайные, причины для такого ограничения, ее это не волновало. Может, такими мерами они пытались добиться права для жителей Эленны посещать земли запада, это было неважно. Главное, что ни нуменорцы, ни эльфы не должны забывать, что в глазах Эру оба народа равны, а, значит, и права должны быть одинаковы, и ограничения – симметричны.
Как ни странно, Адунзагар не стал возражать и рассказывать сказку про то, что земля Валинора уничтожит ступивших на нее смертных,
- Дурацкая затея, в общем-то была, - отрешенно произнес он, - интересно, поняли ли это Валар? Несколько тысяч лет на размышления у них было.
Вот теперь Оринитиль удивилась по-настоящему.
- Ты о чем?
- О Валиноре. О нашем Острове. Об идее, что если всю Арду нельзя исцелить, то можно ограничиться ее частью. Что немного это больше, чем ничего. Валар дали нам срок жизни втрое больший, чем у других племен. Но если бы они не спрятались на западе, то не пропустили бы пробуждение наших предков в Хильдориэн. Моргот не смог бы обмануть первых людей, не разгневался бы Эру, и не было бы ужасных болезней и скорой старости.
- Выходит, дар Авалойм – всего лишь попытка исправить собственные ошибки!
С дерева, под которым стояла пара, взлетели птицы.
- Вроде того. А судьба оставшихся племен нас не должна интересовать. На первых порах так и было. Только история повторилась – сначала эльдар, затем нуменорцы. Не было бы Феанора, Галадриэль отправилась бы на восток, как и собиралась. Не приди нолдор тогда в Белерианд, судьба синдар была бы куда печальней, а если бы Тар-Минастир не пришел на помощь Гил-Гэладу, неизвестно, что было бы сейчас. Вот подчинил бы себе Зигур всех людей – и тех, что в Лонд Даэр, и тех, что в Пеларгире – и сейчас бы штурмовал Ар-Миналет.
- История не терпит сослагательного наклонения, - заметила Оринитиль.
-Точно. И все же мне неясно, почему Валар дважды ошиблись в одном и том же? А, может, они так и не поняли, что нельзя отделять одних от других? Если бы Эру желал, чтобы его дети были разделены, он поселил бы их на разных Ардах.
- Слышал бы тебя сейчас государь, - рассмеялась девушка. – После таких слов он бы не только перестал преследовать верных, но и ввел обязательное изучение синдарина.
- Ну, - смутился Адунзагар, - эта точка зрения лично моя. Ты первая, кому я открылся. А вот сказать те же слова родителям я не рискнул пока. Опасаюсь, что неверно поймут. Из дома вряд ли выгонят, но расстроятся. И самое обидное, что в речах Зигура есть определенная доля правды.
- Невозможно лгать, не опираясь на истину, - философски заметила Оринитиль. – Но где, по-твоему, наш советник не лжет?
- Земля на западе действительно может дать пусть не бессмертие, но еще больший, чем у нуменорцев, срок жизни. Некоторые рукописи, и среди них есть эльфийские, говорят о том, что Нуменор был создан частично лишь из обычной тверди, другая же часть была из неискаженных земель Амана. Иначе валар при всем желании не подарили бы эдайн долгую жизнь. Не в их это силах. Сама земля, пропитанная морготовой силой, отнимает наши годы и наполняет болезнями, словно мало нам последствий древней клятвы.
Небо стало резко темнеть. На город опускалась ночь, такая же беззвездная, как несколько предыдущих.
- Ты не думай, - продолжал юноша. – Я не считаю, что напрашиваться в Валинор или, не приведи Эру, пытаться завоевать его хорошая идея. Валар ошиблись, но это не делает их нашими врагами. Не мы должны искать лучших земель, но валар, эльфы, и нуменорцы должны вернуться на восток и сделать его не хуже запада.
Сказав это, Адунзагар вдруг запнулся. Ему показалось, что слова эти он уже слышал или читал, но никак не мог вспомнить подробности.
- Но разве нуменорцы не делают то, о чем ты говоришь? – прищурилась Оринитиль. – Мы построили колонии, поставили Мордор на колени.
- Это не то. Войско валар когда-то тоже пришло в Средиземье, повергло Моргота и удалилось. Колонии хорошо, но пока наша столица здесь, пока Остров мы считаем домом, много толку не будет. Мы готовы рубить леса там, чтобы оставлять нетронутыми здешние рощи. Там воздвигаем башни и стены, здесь дворцы. Можно прожить всю жизнь вдали от Острова, но пока сердце твое в Нуменоре, колонии будут словно нелюбимая жена, которой даришь красивые одежды и украшения, но это не заменит настоящих чувств. А землю нельзя исцелить, не любя ее всем сердцем.
- Твои слова кажутся такими правильными, - тихо произнесла Оринитиль. – но я понимаю, почему авалоим не стремятся на восток. Я бы не хотела оставить Остров. Даже зная, что это необходимо.
Вокруг стало совсем темно.
- Пожалуй, стоит переместиться поближе к Храму, - напомнила она. – А по пути можем еще поговорить. Ты не стал мореходом, чтобы не бросать родителей, но говоришь, что нужно возвращаться на восток. Так что же ты все-таки будешь делать?
Адунзагар прикоснулся к руке девушки.
- Ты права, пойдем. Я могу сказать, но это будет звучать еще более безумно, чем все то, что я наговорил. Я хочу плыть на запад и говорить с валар до тех пор, пока они и эльфы не согласятся вернуться в Средиземье. Нужно только собрать команду таких же безумцев – либо найти достаточно золота и купить тех, кому все равно, куда плыть.
- Словно Азрубель?
- Надеюсь, что нет. Хотелось бы вернуться к той, кого люблю.
Оринитиль остановилась. Щеки ее залил жар, который, впрочем, милостиво скрыла темнота.
- Она будет ждать тебя, сколько бы не продлилось плавание. Поэтому сегодня нас не поймают.
Ближе к выходу из рощи стало светлее – туман скрыл звезды, но ничего не мог сделать с фонарями. Храмовая площадь тоже была освещена, но гораздо меньше, чем улицы – не пристало Храму властелина Тьмы находиться в свете.
8. И это еще не конец
Верный забрался на стену, словно паук и принялся привязывать веревку к фигурной решетке, маскировавшей отверстие вентиляции. Оринитиль оглядилась вокруг и кивнула. Это означало, что никого нет, можно спускать. Осторожно, чтобы не разбить плиту и не привлечь этим стражу, Адунзагар стар разматывать веревку. Когда решетка оказалась внизу, девушка отвязала ее и приставила к стене. В темноте не было заметно, что этот элемент здесь лишний, и Оринитиль, тяжело вздохнув, взялась за веревку и поставила ногу на стену. Верный помогал ей забраться, тянул вверх, однако все равно этот подъем показался вечным.
- Если бы ты знал, как я боюсь высоты, - произнесла она, оказавшись наверху, в нише. – Пару минут назад стражники казались мне меньшим злом.
Шахта воздуховода едва вмещала севшего на корточки и пригнувшегося человека. Почти сразу за входом находился первый вентилятор. Что с ним делать, Оринитиль знала, но впереди находился Адунзагар, и обминуть его было невозможно.
- Кажется, действовать придется тебе, - сообщила девушка. – Просунь руку между лопастями, нащупай чуть правее рычаг. Нажми на него, а затем весь механизм тяни на себя, он откроется, как дверь.
Послышался щелчок. Первое препятствие было преодолено.
- Эти железные ленты Зигур придумал? – вдруг спросил Адунзагар. – Здорово. Вместо множества шестеренок – одна лента.
- Да. Позже. Мы уже почти в Храме, так что стоит помолчать. Сейчас прямой участок закончится, повернешь влево. Выход почти сразу. Снимешь механизм точно так же, как и предыдущий. Только смотри, чтоб никого рядом не было.
Адунзагар хмыкнул, давая понять, что все услышал. Второй вентилятор открывался внутрь Храма. Освещено помещение было плохо - хоть окон не было, и изнутри нельзя было определить, светло на улице или нет, спали пленники все еще по ночам, да и последние прихожане давно разошлись.
Единственный страж мерил шагами коридор между камерами узников, так что Адунзагар, выглянувший из воздуховода, видел то его лицо, то спину. Страж, в свою очередь, не мог увидеть юношу – отверстие шахты находилось весьма высоко.
Все произошло так быстро, что Оринитиль не успела сориентироваться. Верный сказал крепко держать веревку, а уже через секунду, держась за другой конец, прыгнул вниз. Веревка натянулась, дочь зодчего вцепилась в нее обеими руками, а ногами уперлась в стенки воздуховода, и все равно проехала по шахте еще порядка метра. Звука падения, впрочем, слышно не было, по-видимому ее спутник все рассчитал.
Натяжение пропало так же резко, а значит, Адунзагар был уже на полу. Девушка осторожно подоползла к отверстию. Что произошло, она точно сказать не могла, но страж лежал на полу. Оринитиль присмотрелась. При таком слабом освещении ничего нельзя было сказать точно, но ей казалось, что крови нет. Похоже, юноша просто оглушил свою жертву. Оринитили очень хотелось в это верить, и совсем не хотелось быть причастной к убийству.
А Адунзагар в это время уже орудовал ломом, срывая замки и цепи с клеток. И хоть он старался действовать тихо, некоторый шум это создало.
Девушка представила, что будет, если сейчас сбежится остальная стража, и инстинктивно вжала голову в плечи. Нет, она не вынесет, если ее любимого убьют, да еще и у нее на глазах.
А дальше случилось то, чего она не ожидала совсем. Едва решетчатая дверь открылась, из нее вырвались повалили люди. Они бежали прочь от камеры, где находились, прямо в направлении основного помещения Храма, а Адунзагар…
Адунзагар принялся открывать следующую дверь, уже не так осторожно, все равно шум был поднят. Два рывка – и еще одна камера была открыта, и еще несколько человек побежали вслед первым освобожденным узникам.
Только сейчас девушка поняла, что вперед ринулись не все. Небольшая группа осталась возле ее возлюбленного. Они-то за остальными не побежали, и только когда другие беглецы покинули коридор, подошли к месту, где не более двух минут назад появился Адунзагар.
Оринитиль снова уперлась ногами и откинулась на спину, чтоб было легче удержать забирающегося Верного. Руки немилосердно жгло, веревка медленно выскальзывала из них, но, к счастью, длилось это недолго.
- Ползи к выходу, - приказал Адунзагар, поднявшись. – Остальных я вытяну.
Девушка послушалась. У внешней стороны Храма она очутилась почти мгновенно, прохладный воздух ударил в лицо. Оринитиль выглянула вниз. Все так же высоко до головокружения, но стражи не видно. И шума не слышно, но это понятно – прочих беглецов наверняка задержали еще внутри Храма. Скоро все закончится, - твердила себе дочь зодчего. – Мы отбежим на безопасное расстояние, и можно будет вздохнуть спокойно.
Хлопок по плечу вывел ее из раздумий. Адунзагар протягивал веревку. Девушка печално посмотрела на свои руки – наверняка после этой ночи на них будут волдыри – и взялась за конец.
Спуск был уже не так страшен, хоть по-прежнему возникало нелепое желание разжать пальцы посреди пути. Наконец, под ногами оказались плиты площади. Оринитиль бросила веревку и покачнулась. Неожиданно дала о себе знать усталость. Только не сейчас, - с ужасом подумала девушка и облокотилась на стену. В этот момент она почти полюбила этот Храм за то, что он так вовремя оказался рядом.
- Ты идти-то можешь? - прозвучало над ухом. Дочь зодчего открыла глаза. Адунзагар стоял рядом, как и еще несколько человек.
Восемь, - машинально сосчитала девушка.
- Да, - она оторвалась от барельефа стены. – Уходим и быстро. А что с теми, кто ушел через зал? Или это…
- Южане, - прервал ее незнакомый женский голос. – Теперь идем.
Уже отойдя на приличное расстояние от площади, бывшие пленники чуть было не наткнулись на спешащий навстречу отряд стражи, но вовремя успели свернуть за угол. Похоже, в Храме сейчас было жарко, и не от жертвенника.
На Оринитиль, казалось, никто не обращал внимания, да и сама она пребывала в странном состоянии, когда еще можешь действовать, но думать уже не выходит. Машинальные движения, инстинктивные решения, механическое поглощение информации. Адунзагар что-то обсуждал с одним из беглецов, который, по-видимому и был его отцом.
Им нет дела до судьбы южан, - неспешно проплыла мысль в голове девушки. – Что бы авалтири не думали о себе, но они такие же как мы. Точно такие же.
- Могут перехватить возле дома, - донесся до Оринитили обрывок фразы. – Так что остальные пусть ждут. И она тоже.
- Я мигом, - этот голос принадлежал Адунзагару.
Что он должен был сделать? И она – это я? – теперь девушка корила себя за то, что поддалась усталости и не услышала всего диалога.
Группа остановилась. По знаку Адунзагарова отца беглецы рассредоточились по улице, стоя по два человека на приличном расстоянии друг от друга, чтобы не привлекать внимания.
- Я тоже пойду, - ровным, но не терпящим возражений тоном, произнесла Оринитиль.
Она и сама не знала, почему так решила, из-за подозрения, что ее возлюбленному может понадобиться помощь или же просто из неожиданно проснувшегося упрямства. Но оставшаяся сотня метров до жилища Адунзагара не преподнесли сюрпризов. Похоже, что засады не было, и в Храме еще то ли не успели разобраться, кто бежал, то ли карательный отряд был еще в пути.
В окне горел свет – несмотря на поздний час, хозяйка не спала. Да и не до сна ей было – сначала увели в Храм супруга, сейчас и сын пропал. Оринитиль могла поспорить, что сейчас госпожа Дулгунитиль раз за разом возвращалась мыслями к тому разговору, когда она сказала младшему сыну освободить отца. Наверняка упрекала себя за резкость, высокомерие и отчаяние.
Адунзагар постучал, а уже через секунду дверь открылась.
- Леди Морвен, - пробормотала Оринитиль, но хозяйка даже не обратила на нее внимания, лишь прижала к себе сына.
- Мама, нам нужно срочно уходить, - четко проговорил Адунзагар. – Отец сказал, мы покидаем Остров. Скажи остальным.
Девушка от неожиданности отступила на два шага и чуть не упала с лестницы. Да, все было логично. Семьям беглецов нельзя было оставаться в Ар-Миналете, но уезжать на континент…
- Наиболее правильно, - сказала она сама себе, с опозданием поняв, что произнесла это вслух. – Простите.
Голос Оринитили окончательно утратил краски и эмоции. В сердце постучалась беспросветная тоска.
- Нужно спешить, - напомнил Адунзагар. – Я сообщу семьям Исилронда и Динбарада.
Юноша спрыгнул с лестницы и начал стучать в нижнюю дверь.
-Они тоже? – женщина не закончила вопрос, кинулась в комнату. Не прошло и минуты, как госпожа Морвен снова выскочила на порог, но уже с большой увесистой сумкой через плечо.
Она была готова сорваться с места в любой момент, - подумалось Оринитили. - А я? В сумке карты и немного серебра. В комнате бардак, листики с неудачными попытками срифмовать любовь и боль, и если что случится со мной – что подумают родители, разбирая мои завалы?
- Вырос, - сама себе сказала Морвен, не обращая внимания на присутствующую девушку. – А я глупая, а мальчики становятся мужчинами, и это неизбежно. Следовало бы гордиться таким сыном, а не печалиться. Гордиться, -повторила она. – Нет повода для грусти.
Голос женщины при этом был пропитан тоской. Словами она пыталась убедить себя, но выходило плохо.
Адунзагар тем временем вернулся, а с ним две женщины и трое детей. Оринитиль мельком глянула на его мать. От минутной слабости не осталось и следа, сейчас это снова была собранная, решительная и резкая женщина.
За спиной оставались временные жилища верных, они покидали их без сожаления.
А ты? Что будешь делать ты? – спросила себя дочь зодчего.
- Ты ведь поедешь со мной? – Адунзагар взял ее за руку, пока дошедшие до места встречи жены бросались на шеи мужьям.
Да, - хотелось крикнуть девушке. – Мы уедем, хоть я буду тосковать по родителям и Острову. Но я готова на это, лишь бы быть с тобой.
- Нет, - глухо произнесла она. – В моей сумке карты. Я должна отнести их домой.
Только сейчас она поняла, что круг подозреваемых удивительно мал. И если чертежей не окажется на месте, некому будет спасать ее отца из храмовых темниц.
- Попробуй успеть, - взмолился Адунзагар. –Мы отправляемся в Роменну, так что нужно найти лошадей, а это тоже займет время. Догонишь нас, встретимся уже на причале. Я буду ждать на берегу, пока корабль будет готовиться к отплытию.
- Я попробую, - слова давались Оринитили с трудом, в горле комом стояло отчаяние. Как он не может понять, что она должна сделать так, чтобы отец не узнал! Спрятать все на место, ведь Зигур видит ложь. И когда спросит зодчего, на месте ли документы, тот должен ответить, что все в порядке, абсолютно искренне, веря в свои слова. – Но вам не стоит рисковать только ради меня.
- Если ты не успеешь, я найду тебя, - пылко пообещал Адунзагар, забыв о том, что нужно быть как можно тише. Оринитиль поняла, что сейчас все взгляды прикованы к ним двоим.
- Да, - уже еле слышно произнесла девушка, забирая руку и быстро, не оглядываясь, пошла в сторону дома.
продолжение в другом посте
Пояснение для тех кто не в курсе. Про Нуменор. Лав стори детектед. Около 100 кб
1
Виньялондэ.
Тонкая линия волнореза устремляется далеко в море, рассекая его подобно тому, как располовинивает небо шпиль на башне.
На самом краю волнореза застыла черная фигурка. В вечерних сумерках теряются детали, и сложно сказать, кто именно там находится – мужчина или женщина, подросток или старик, и действительно ли его одежды черны, или же это обман зрения, вызванный встречным освещением.
Тем не менее, жители гавани знают, что фигурка – женская, что хозяйка ее – древняя старуха, заставшая еще остров, а плащ ее на самом деле был когда-то черным, а ныне – выгорел и пропитался солью. Старуха приходит сюда каждый день, вернее, каждый вечер. Смотрит она неизменно на запад, на ярко-оранжевый круг Анор, касающийся вод, и погружающийся в пучину все глубже, пока не скроется вовсе. Говорят, она ждет корабль. Это, впрочем, очевидно – не на лошадях же пересекают море. Почему именно на закате? Может, раньше ей недосуг, хотя какие могут быть дела у одинокой бабки? Или ей мешает шум светлого времени суток, возвращающиеся в гавань рыбацкие лодки и покидающие ее корабли, перевозящие лес куда-то на восток.
Все куда проще. Старуха знает, что ушедший сто лет назад вернется именно на закате. Старуха безумна, искать в ее логике смысл смешно.
Эта любовь была обречена с самого начала. Обречена быть тайной, запретной, приносящей страдания и разлуку. Она состоит из коротких встреч и бесконечных ожиданий, заставляет лгать родным и разрываться на части, изъязвляет сердца своих жертв сомнениями и чувством вины. Такая любовь становится проклятьем от начала, и лучше бы ей не появляться вовсе, этой ошибке, узелку в гобелене Вайры.
Темные волосы, тонкий серебряный обруч, одежда без излишеств – нет, не это, а что-то другое, неуловимое, выдавало в нем жителя Андуниэ. Что-то оборвалось внутри, и два слога, два удара сердца оглушили и заставили Оринитиль вздрогнуть.
Верный
Прошло несколько сенунд. Разум попытался прийти в себя и лихорадочно искал оправдания неожиданно вспыхнувшей страсти.
Ему не обязательно быть Верным, - уговаривала себя Оринитиль. - Внешность обманчива. Даже если он родом с западных земель, даже если его родные поддерживают князя Нимрузира, разве должен он разделять их взгляды? К примеру, отец…
Вслед мыслям она перевела взгляд с юноши на своего отца. Тот стоял в нескольких метрах от короля. Ближе находились только королева и Зигур.
Две тени – одна растет, другая угасает.
Чуть дальше – князья, военная элита, главы гильдий. Матери Оринитиль в виде особой милости тоже было дозволено войти в храм в числе первых, но стояла она значительно дальше своего мужа.
Трубы возвестили о начале церемонии. Король и его свита вошли, и вскоре из отверстия в центре купола в небо устремилась тонкая нить черного дыма – это горел в огромной печи Нимлот. Прошла минута – и дым начал клубиться; с каждой секундой дымный поток становился все шире, и по толпе пробежала волна изумления.
- Столько дыма от одного дерева, - сказал кто-то рядом.
- Глупости, - проворчала дочь зодчего себе под нос – просто заготовили слишком много дров.
- Думаешь? – следующий голос прозвучал там, где минуту назад стоял тот самый темноволосый юноша.
Оринитиль повернулась. Щеки ее вспыхнули. Желание исполнилось – он заговорил с ней. Но сейчас она и сама понимала, что сказала глупость, и все пошло наперекосяк. Теперь нужно было выкручиваться.
- Может, я не так выразилась. Конечно же, дров было заготовлено ровно столько, сколько нужно на всю церемонию. Я просто уверена, что все просчитано до мельчайших деталей. А еще в хранилищах храма лежит поленьев на неделю. Лежало. Пока кто-то не решил спалить все сразу.
Дыма тем временем становилось все больше, он уже заполнил собой пространство над площадью и продолжал расширяться.
- Да я почти уверена, что это подстроено противниками Короля.
Теперь точно все, - подумала девушка. – Воистину, злейший враг человека это его язык. Можно не сомневаться, что после такого ответа этот Верный развернется и уйдет.
Однако, к удивлению Оринитиль, собеседник остался.
- Или же валар посылают нам знак, что сотворенное нами столь же черно и велико, как этот дым.
Теперь спора было не избежать, это понимали оба.
- Или же он означает, каким злом было дерево, - не сдавалась девушка. – Может, это его черная сущность выходит.
- Его ли? – парень прищурился. – А, может, это неправедные дела нуменорцев, что творили они три тысячелетия? Может, это их впитывало дерево, чтобы оградить жителей острова от последствий?
Оринитиль промолчала. Разговор складывался как нельзя хуже.
- Мое имя Адунзагар, - Верный нарушил затянувшееся молчание.
Девушка закашлялась. Дым понемногу оседал, хотя в небе его меньше не становилось. Площадь заполнил черный туман, и люди начали осторожно, чтобы не быть потом обвиненными в панике или измене, покидать ее.
- Оринитиль.
- Вот и познакомились. Принципиально ждешь окончания церемонии? Мы скоро останемся одни на площади.
В его голосе скользнула ирония, и Оринитиль не смогла не огрызнуться.
- Я дочь зодчего. Верховного зодчего Ар-Миналета, - она говорила четко и медленно, проговаривая каждое слово, словно читала лекцию. – Я буду до конца, до тех пор, пока не увижу своих родителей, выходящих из Храма. Раз уж мне как несовершеннолетней не было позволено сопровождать их внутрь.
Теперь уже замолчал Адунзагар, очевидно, задумавшись, не сболтнул ли лишнего, не зная, кто перед ним.
Девушка восприняла паузу по-своему. Сейчас он уйдет, потому что ты вела себя как злобная горделивая стерва, - думала она, - И правильно сделает. А ты никогда больше не увидишь его. Будешь рыдать ночью в подушку, и будет это очень справедливо.
- Извини, я не хотела показаться заносчивой, - инициатива далась Оринитили непросто. – Кстати, а ты с какой целью дышишь гарью? Кажется, мы последние, кто остались на площади. Если не считать стражи, но им деваться некуда.
Юноша повертел головой.
- Точно. Вокруг метров на десять нет никого. А пришел я сюда, чтобы наблюдать за происходящим, поэтому тоже никуда не уйду, пока не увижу, чем все закончится. Сама понимаешь, князь не смог явиться лично. Король в гневе и все такое.
Оринитиль кивнула, и Адунзагар продолжил.
- Ходили слухи, что в честь открытия внутрь попадет не только ближайшее окружение короля, но и простых жителей пустят восхититься великолепием черного алтаря и помещений храма. Я рассчитывал все рассмотреть. А ты была внутри? Просто подумал, что когда еще строили…
- Нет, - оборвала девушка собеседника. – Слишком много секретов. А пускать туда будут всех, но лишь в главный зал. Подняться к жертвеннику не будет позволено никому.
Верный вздохнул – слишком громко вздохнул, выдавая свое разочарование.
- Да ладно, нечего там было смотреть. Большое помещение, красивые фрески, мозаика на полу - все это куда интереснее, чем алтарь, столбы и цепи. Утварь может быть еще, но не думаю, что там что-то особенное.
- Значит, все-таки видела?
- Нет. Видела чертежи. Слышала кое-какие разговоры отца.
Оринитиль прикусила губу. Снова она сболтнула лишнего, теперь про Храм. Чертежи эти были тайной за семью печатями, ведь Храм состоял не только из зала и алтаря, в нем было множество подсобных помещений и несколько тайных выходов.
Адунзагар понял все без слов.
- Не надо дальше. Я ничего не слышал, ты ничего не говорила.
И снова наступило молчание. Черный туман загустел, небо от горизонта до горизонта заполнил дым.
- Знаешь, а я не вижу стражи, - обронила девушка. – Я вообще вижу не дальше метров пяти. Что если…
Договорить она не успела. Пропели протяжно трубы, зарокотали громом барабаны.
Король покидал Храм.
- Мне нужно идти, - тихо проговорила Оринитиль. Уходить ей не хотелось, но теперь уже не осталось ни единой причины стоять дальше и разговаривать с Верным.
Адунзагар понимающе кивнул ей вслед.
- Увидимся, - донесся до нее шепот.
2
Через сто лет после Падения море все еще приносит осколки былого. Амфоры и цветные оконные стекла, капители и стволы колонн с удивительно хорошо сохранившейся краской. А порой оно приносит цепи – и что с ними делать? Из кубка можно пить, а можно поставить его на полку и бережно смахивать пыль, завещать его своим потомкам как ценнейшую реликвию. Мозаиками и фресками украсить сокровищницу или зал, восстановив отсутствующие части рисунка или оставив как есть.
Старуха уносит цепи в свой дом на окраине гавани. Она не прижимает их к груди как другие находки. Убранство Храма значит для нее больше, чем для многих. Ритуальные серпы и чаши, печные заслоны и желобки алтаря. Все эти вещи старуха ненавидит, и порой собирается отнести кузнецу на переплавку, а порой – похоронить. Но каждый раз что-то мешает избавиться от всех этих вещей, и количество их растет, а не уменьшается.
Не осуждайте и не удивляйтесь. Когда кто-то убъет ваших родичей, вы точно также будете медлить, решая его судьбу.
Оринитиль понимала, что если Верный захочет ее найти, он сделает это. В Ар-Миналете один верховный зодчий, и дочь у него одна. А вот она знала о юноше меньше – кроме имени, в общем-то, ничего. Наверное, это было к лучшему. Не будет соблазна написать ему письмо, раз неизвестно, куда и кому отправлять. Не зная, где его дом, невозможно будет бродить в окрестностях и искать случайной встречи. Остается лишь ждать, не зная, чего желаешь больше – плакать от счастья, получив однажды тайное послание – или же рыдать от горя, не получив его, но встретить однажды другого, с кем сложится более удачно и не нужно будет скрываться от родственников.
Мысли эти полночи не давали дочери зодчего заснуть, так что встала она на следующий день почти в обед. Солнце, однако, не светило в окно, не в силах пробиться сквозь черный дым, который не спешил покидать небо над Ар-Миналетом и улицы столицы.
Оринитиль перевела взгляд в окна на стол и ахнула. На полированной поверхности лежал свиток. Печать на нем принадлежала гильдии книжников, но девушка догадывалась, что внутри вовсе не приглашение на праздник Адунаика. Сорвав воск, Оринитиль с лихорадочным блеском в глазах принялась читать.
Слов было немного, свиток оказался скорее запиской, чем письмом, но в нем было все необходимое для такого послания – место, время и пылкий сонет с простенькими рифмами.
И в назначенное время Оринитиль была в Серебряном саду, где галереи, беседки и аллеи создают причудливый лабиринт. Это излюбленное место для свиданий в Ар-Миналете, здесь так просто остаться незамеченным, и ничего не стоит спрятаться, если заметишь того, кого видеть не хочешь. Сюда, впрочем, приходят не только влюбленные – дети обожают играть среди ровно постриженных зеленых стен, старики приходят сюда вспомнить былые годы, неизменно заходят и путешественники, первый раз приехавшие в столицу.
Минуты перетекали одна в другую, людской поток шумел и кружился, а Адунзагара не было. Дважды Оринитиль доставала письмо, разворачивала и перечитывала, но слова не меняли своего значения. Она не ошиблась ни с местом, ни со временем, а, значит, Верный просто не пришел. Может, какие-то дела задержали , но разве не знал он о них, когда назначал встречу? Может, родители догадались и запретили идти, однако это еще меньше походило на правду. Юноша показался ей самостоятельным и вряд ли подчинился бы отцу или матери в этом вопросе. Мог ли он передумать? Встретить по дороге другую? Упасть и сломать ногу?
Минуты сложились в часы, вечер превратился в ночь, вторую беззвездную ночь Нуменора, и Оринитиль побрела домой. Самое отвратительное из чувств, ощущение того, что тебя предали, смешанное со стыдом за собственную доверчивость, давило на плечи, заставляя их опуститься вперед, а спину согнуться, словно под грузом.
Но встреча все же состоялась. Адунзагар встретился девушке на лестнице, ведущей с верхнего яруса парка на нижние. Юноша мчался, словно корабль на всех парусах, перескакивал через ступеньки и скользил на плитах.
- Прости, - выдохнул он.– Не мог раньше. Обстоятельства.
Адунзагар мог говорить лишь короткими фразами, настолько запыхался. Оринитиль холодно посмотрела на юношу. Никакие обстоятельства не могли оправдать весь тот позор, что она пережила за эти три часа.
- Что-то случилось? – голос девушки выдал ее обиду, ту, которую она так хотела скрыть.
- Случилось, - Верный немного отдышался. – Неважно. Не бери в голову. Я просто хочу сказать, что мне очень жаль, что так вышло, что тебе пришлось ждать, но я мог бы немного проводить тебя.
Обида Оринитиль смешалась со злостью. Мало того, что опоздал на немыслимое время, так еще и не говорит причину.
- А я думаю, ты просто забыл, - бросила она. – А теперь не можешь придумать оправдания.
- Я просто не хочу говорить об причине, - девушке почудилась мольба в его голосе. – Не хочу, чтоб ты меня осуждала.
- Если ты боишься испортить все, то не волнуйся, - Оринитиль сделала шаг назад, увеличивая расстояние. – больше уже просто не выйдет, Адунзагар, сын... да, кстати, а ведь ты вчера не назвал имени своего отца. Может, потому что он преступник, а, значит, мне стоит держаться от тебя подальше?
В воздухе повисло напряженное молчание, словно только что в землю ударила молния.
- Сын Балкузира, - глухо прозвучал в тишине голос юноши. – Балкузира из гильдии книжников. Он не преступник.
Оринитиль заметила, как сжались кулаки Адунзагара, как недобрым огнем сверкнули его глаза.
- Тебе не стоило ждать меня так долго, - произнес он, когда вспышка гнева потухла. – Мне не стоило приходить.
Юноша и девушка постояли еще какое-то время, а затем каждый пошел к себе домой. И уже дома, снова страдая от бессонницы, Оринитиль услышала разговор родителей, ужаснулась, а затем поняла, что задержало Адунзагара.
- Не уходи, зиран, иначе мне будет сложнее тебя защитить, - родители беседовали на балконе, стараясь говорить как можно тише, но все же их дочь различала слова, долетавшие через открытое окно. – Древо это лишь начало, за ним будут умирать люди. Стоит лишь развеяться этому дыму, как взовьется следующий, и мы почуем запах человеческих костей. Узилища Храма рассчитаны на многих и многих.
- Ты не говорил этого раньше, любимый.
Мать говорила подчеркнуто медленно, и это не сулило ничего хорошего. Так
- Я боялся. Надеялся, что король образумится. Молился, чтобы эти клетки и цепи служили лишь запугиванию непокорных.
- Для того чтобы запугать одних, другие должны быть принесены в жертву. Очевидно, правда?.
- Ты права. Но там сейчас несколько десятков книжников, почти половина гильдии, а я все еще не хочу верить в происходящее.
Оринитиль села в кровати. Все стало на места. И опоздание Адунзагара, и его странное поведение.
- Разве не ты минуту назад говорил, что подземелья рассчитаны на многих пленников? – в голосе матери скользнула горькая насмешка. – Что тебя удивляет, в таком случае?
- Говорил. Не уходи, Нилухиль. Я трус и мерзавец, я не могу объяснить, на что надеялся, пытаясь не видеть очевидного. Останься со мной. Если не можешь любить, хотя бы из милосердия. Твое сердце всегда было добрым, зиран…
- Что толку делить вину? Пойдем внутрь, становится холодно.
Это было слишком много для одной ночи. Человеческие жертвы в храме, родители на грани расставания. И Адунзагар.
К своему стыду, мысли Оринитиль не задерживались на проблемах ее собственной семьи, а перескакивали на Верного и его родных. Наверняка в его дом приходили, а, возможно, и арестовали отца, мать или еще кого-то из родственников. Из-за этого он и опоздал – но ведь пришел же, пришел несмотря на все те беды, что обрушились на его семью, но в результате услышал от девушки лишь оскорбительные слова.
Оринитиль снова легла. Завтра она обязательно найдет Адунзагара и принесет извинения. Так будет правильно. А пока нужно спать. Успокоиться и спать.
3
Битвы первой эпохи отгремели тысячелетия назад. Даже земли той не осталось, ушел под воду Белерианд. Дарован был Нуменор – но и он под волнами. А песни о Берене и Лютиэн по-прежнему в чести. Наверное, когда все забудется, когда люди перестанут различать зло и добро, когда приблизится Дагор Дагорат, даже в те времена будут петь о том, кто сделал невозможное ради любви.
Старуха хорошо рассказывает эту историю; ее слушают, затаив дыхание. А старуха улыбается своим воспоминаниям, таким же далеким, как затонувший берег Аталантэ.
Дочь зодчего вошла в гильдию книжников решительно, не таясь. Массивная дверь захлопнулась за девушкой. В холле царила непривычная тишина, посетителей не было. Да, было утро, но и раньше Оринитили приходилось заходить сюда в такое время, но абсолютного молчания она не наблюдала еще ни разу.
Девушка пересекла комнату, подойдя к лестнице, когда сзади послышалось тихое покашливание.
Оринитиль обернулась. В дверном проеме одной из боковых комнат стоял немолодой мужчина в одежде, соответствующей этой гильдии.
- Сегодня мы закрыты. Идет… проверка архивов. Возможно, до завтра-послезавтра управимся, но не исключено, что обыск, - тут мужчина запнулся, - проверка затянется до конца месяца.
- Я ищу не книги, - почти шепотом сообщила девушка, осознав, что происходит и кто сейчас может видеть или слышать ее. – Мне нужен Адунзагар, сын Балкузира.
- Ничем не могу помочь, - Мужчина покосился в сторону, затем коротко кивнул и зашел вглубь своей комнаты. Его не было минуту, а когда он показался, то в его руке был свернутый лист.
Молча взяв записку, Оринитиль так же кивнула, и, не произнеся ни звука, вышла из здания.
Черный туман на улицах Ар-Миналета и не думал рассеиваться. Однако запаха костей, о котором говорил отец девушки, не было.
Дочь зодчего отошла на несколько сот шагов и только тогда развернула бумагу. Схема была нарисована наспех, однако давала представление, как найти нужное место.
Двухэтажный дом с внутренним двориком и парой лестниц, ведущих на второй этаж, был почти лишенным украшений. Было видно, что хозяева не любили столицу, и не желали делать ее красивее даже на самую малость. Двести лет прошло с первого переселения жителей Андуниэ на восток, когда король Ар- Гимильзор решил более пристально следить за ненадежными жителями. Большая часть обосновалась в Азуладе, но некоторых судьба закинула и в Ар-Миналет
Сейчас дом опустел. Многие окна были занавешены, не слышны были даже отголоски разговоров, не играли во дворе дети.
Девушка набрала воздуха в грудь и постучала в двери. Открыла высокая женщина, одетая в пепельные одежды, знак траура, и Оринитиль растерялась.
- Я ищу Адунзагара, сына Балкузира, - выдавила она, глядя в пол. – Мне сказали, что он живет здесь.
- Вот как? – брови собеседницы удивленно взлетели. – Он не говорил, что ждет кого-то. Но проходи, не стоять же на пороге.
Дочь зодчего зашла. Комната, к которой она оказалась, была просторной и очень чистой. Слишком чистой. Да, мебель в ней стояла, но ни единого предмета второстепенной необходимости вроде вазы, статуэтки или покрывала.
- Ты? – Адунзагар ветром ворвался в комнату. Лицо его отражало целый фонтан чувств – изумление, радость, сомнение, стеснение.
- Я ненадолго, - Оринитиль постаралась сказать как можно более ровным тоном. – Просто пришла извиниться за свои слова, - произнесла она и тихо добавила. - Я не знала.
- Да, - юноша кивнул, - не могла знать. Все хорошо.
Женщина, впустившая в дом Оринитиль, постучала пальцами по поверхности стола, обращая на себя внимание.
- Может, тебе стоит представить нас друг другу, сынок?
- Это Оринитиль, дочь верховного зодчего, - выпалил Адунзагар. Он не был готов к подобному повороту событий. – А это моя мать, Дулгунитиль…
В кругу семьи именуемая Морвен, отметила про себя девушка. От ее внимания не укрылось , как поморщилась хозяйка дома, услышав свое имя на адунаике. И что-то еще неуловимое скользнуло по лицу женщины.
- Вот уж не думала, что мой сын найдет себе подругу среди вельмож, - Дулгунитиль старалась держать себя в руках, но досада и высокомерие все равно проскальзывали в ее словах.
- Мама, - Адунзагар попытался вмешаться в разговор, но Оринитиль покачала головой.
- Мой отец не вельможа. Во дворце он бывает редко, и только по делам, связанным со строительством.
- Да-да, ведь советник короля тоже в этом разбирается.
Девушка покраснела. Да, ее отец много лет нахваливал Зигура за его идеи, за механизмы, способные поднимать камни до невиданных ранее высот, за простые, но гениальные установки, позволяющие зарывать фундамент глубже, за сплавы, которые делали стены и крыши более легкими… Верховный зодчий, да и другие мастера Нуменора многому научились от колдуна.
- Мы пойдем, мама, - Адунзагар взял Оринитиль под локоть и повел к выходу. – Ты всегда говорила, что свежий воздух полезен.
- Стой. Последнее. Я не дам своего благословения, если вы не освободите твоего отца. Пусть твоя подруга добудет чертежи, наверняка где-то дома они сохранились. А ты проберешься в Храм через тайный проход – я уверена, хотя бы один существует – и сделаешь все остальное.
Юноша остановился, как вкопанный. Его возмущала сама идея, что мать требует выкуп за эти встречи, но мысль, что можно освободить отца, не давала возразить.
Оринитиль еле заметно улыбнулась. Все это напоминало ей дела давних дней.
- Я добуду чертежи, - спокойно произнесла она. – Когда я вернусь, они будут в моей руке.
4
День как назло длился долго, как часто бывает, когда чего-то ждешь, а дочь зодчего ждала наступления ночи. Оринитиль то и дело открывала окно и принюхивалась, но пахло по-прежнему только сожженным деревом. Пока еще не плотью.
Это же надо было наговорить таких пафосных глупостей, - корила она себя. – Ты не Берен, а отцовский кабинет не Ангбанд. Просто дождешься, когда все уснут, тихонько прокрадешься и достанешь бумаги.
Дело в действительности было не таким сложным, как могло показаться. Свои архивы верховный зодчий держал в идеальном порядке, замки использовал с буквенным кодом, не желая носить за собой связку ключей. А расположение бумаг и все нужные последовательности букв Оринитиль знала. Зодчий доверял своей семье. Неоднократно бывало так, что он, находясь на очередном строительстве, присылал слугу за теми или иными документами или же отправлял домой уже ненужные бумаги. Так и вышло, что девушка ориентировалась в кабинете отца словно в своем собственном.
От понимания, что этой ночью она предаст многолетнее доверие отца, на душе становилось мерзко. Оринитиль оправдывала себя тем, что речь идет о жизнях ни в чем не повинных людей. Тем более, что отец сам жалел о судьбе узников в Храме. В конце-концов из-за отцовского запрета она удержалась от соблазна заглянуть в эти чертежи во время постройки, справилась со своим любопытством. Сейчас же просто появилась серьезная причина нарушить запрет.
И все же это было воровством. И предательством, невзирая на все причины и оправдания.
Весь вечер Оринитиль боялась встретиться взглядом с отцом. Ей казалось, что стоит этому произойти – и тот мгновенно узнает обо всем. К счастью, зодчий был поглощен своими мыслями, так что семейный ужин прошел в тишине, если не считать нескольких пустых фраз.
Из своей комнаты девушка выбралась перед самым рассветом, опасаясь, что кто-то из семьи или прислуги ляжет позже обычного. Идти бесшумно по мраморному полу было просто; не выдавали девушку и двери, их петли были всегда хорошо смазаны и не скрипели. Самым громким звуком было сердцебиение самой Оринитиль – по крайней мере, ей так казалось.
Скользнув в комнату, девушка нашла нужный ей шкаф и принялась вращать колесико замка. Руки дрожали, коленки отчего-то тоже тряслись. Для простого действия ей пришлось затаить дыхание и предельно сосредоточиться. Но вот послышался непозволительно громкий щелчок, от которого у Оринитиль душа ушла в пятки, и дверца открылась. Бумаги находились в двух больших коробках, и девушка растерялась. Что из этого нужно? В темноте так просто ошибиться, да и сколько времени уйдет на разглядывание бумаг? При таком освещении – не час и не два.
Оринитиль закрыла дверцу, подхватила коробки и ринулась к двери. Перед самым выходом ее, правда, снова начали одолевать сомнения. Одно дело – украсть десяток листов, другое – две здоровенные коробки. И куда она их денет? Под кровать? Ненадежно, может случайно увидеть мать или служанка. Опять же, потом второй раз пробираться в кабинет, чтобы вернуть на место непригодившееся.
Девушка снова посмотрела на свою ношу и вышла с ней в коридор. В доме по-прежнему было тихо, родители спали и даже представить себе не могли, чем занята их дочь. А дочь дошла до своей комнаты, завесила окно одеялом, чтобы скрыть свет внутри, и зажгла лампу.
Да, в картонных ящиках находились нужные ей бумаги – в одном черновые варианты, в другом утвержденные. Вторые Оринитиль тут же принялась раскладывать на две стопки, то, что пригодится не может, вроде плана центрального зала, и то, что будет полезным. Запихнув ненужные коробки в шкаф, отобранные чертежи девушка сложила в сумку, сняла одеяло с окна и выдохнула. Большая часть плана была выполнена. Оставалось только подождать вменяемого времени и отнести документы Адунзагару, а затем…
А затем Оринитиль проснулась. На улице по-прежнему было пасмурно из-за дыма, но часы показывали, что до полудня осталось меньше часа.
Девушка вскочила и подбежала к сумке. Бумаги на месте, значит это ей не приснилось. Значит, она отключилась уже закончив все приготовления. Хотела выйти пораньше и заснула.
Одевшись за несколько минут, дочь зодчего выглянула в коридор. И снова ей предстояло красться в собственном доме. Потому, что если ее обнаружит мать, то придется завтракать, а этого Оринитиль не могла себе позволить, она и так потеряла много времени.
Оказавшись на улице, девушка облегченно вздохнула и поспешила к дому, где жил Адунзагар. Однако вскоре голову заполонили другие тревожные мысли. Вот сейчас она вручит Верному карты, и что дальше? Он пойдет искать дорогу в этих страшных подземельях? Вот где настоящий Ангбанд, и вот где нужна смелость.
Когда Оринитиль дошла до нужного квартала, она уже знала, что не отпустит своего любимого одного. Она пойдет с ним, как бы он ее не отговаривал.
Госпожи Дулгунитиль дома не оказалось, и двери открыл Адунзагар.
- Тебе удалось? – юноша изумленно смотрел на Оринитиль, сжимающую один из листов. – Прости, я не верил, что ты пойдешь на это. Думал, передумаешь. Не сможешь пойти против своей семьи.
Глаза девушки превратились в щелочки. Вспыльчивость была ее недостатком практически с рождения, и сейчас дочь зодчего была готова мгновенно закипеть.
- Я рад, что ошибся, хотя… нет, я хотел, чтобы ты передумала, - юноша пытался подобрать нужные слова, и от этого выходило еще хуже. – Хотел, чтобы ты меня забыла и не портила себе жизнь. Не предавала своего отца. И при этом желал, чтобы ты была со мной. Я счастлив, что ты решилась, и что мы сможем освободить узников, но отныне и вовек я буду чувствовать себя бесконечно виноватым перед тобой.
От гнева не осталось и следа. Отходила Оринитиль тоже быстро.
- А где твоя мать? Я ей обещала кое-что.
- Ушла обивать пороги, искать дальних родственников и другие связи. Пытается освободить отца своими методами. Она ни на секунду не поверила тебе. Все уши вчера прожужжала. Я даже рад, что ее нет дома.
Девушка кивнула. С последней фразой она была согласна целиком и полностью.
- Но ты можешь дать чертежи мне. Ты же знаешь, что каждая минута может оказаться решающей.
- Хорошо, - Оринитиль достала чертежи и расстелила их на полу. – Только ты не разберешься в обозначениях. Тебе нужен специалист. Например я.
К этому Адунзагар точно был не готов.
- Ты? Но я не могу. Если тебя обнаружат…
- То у моего отца больше влияния, чем у твоей матери, - резко ответила девушка.
Верный еле заметно улыбнулся.
- Дело ведь не в этом. Но ты ведь пойдещь, что бы я не сказал?
Юноша присел напротив своей возлюбленной.
- Рассказывай, специалист.
5. два дибила - это сила
Оринитиль начала водить пальцем над центральным чертежом. Вот здесь, рассказывала она, находятся камеры узников. Эта дверь решетчатая, эта из обитого железом дерева, а здесь открытый проход-арка. Дочь зодчего действительно неплохо разбиралась в отцовском деле, хотя сама не пошла по его пути, предпочтя витражи с их буйством красок тонким линиям чертежей.
Верный слушал, кивал головой, и было видно, что с каждым вопросом его надежды на проникновение в Храм рушатся. Да, несколько служебных проходов было, но закрывался каждый из них тремя толстенными дверями, а от выбивания тараном конструкция была защищена железными прутьями, и когда дверь была закрыта, они выступали на полметра, работая лучше засова.
- А что это за проходы? – ткнул он пальцем в другой чертеж. – Канализация что-ли?
- Ты… что ты… зашипела на него Оринитиль. – С ума сошел? Не смей прикасаться к рисунку. Ты же испортишь его. Водить пальцами можно только над поверхностью. Могу поспорить, к книгам ты относишься куда бережнее.
Девушка шумно выдохнула.
- Да. Канализация. – она всмотрелась в чертеж. - Но здесь тоже, сдается мне, ничего не выйдет. Под землей просторные проходы, но над ними несколько метров основания, через которое внутрь идут трубы, и они недостаточно широки, чтобы человек мог пролезть внутри.
- И ни единого люка?
Оринитиль еще раз взглянула на карту.
- Ни единого. Даже не имея строительных документов, кто-то наверняка решит найти такой подземный вход, и однажды ему это удастся. Зачем оставлять такую возможность для нарушителей?
- И то верно, - согласился Адунзагар. Взгляд его вернулся к первому рисунку.
- А что если войти через главный зал? – размышлял он вслух, - Если там сейчас многолюдно, то может и удастся незаметно спрятаться сперва за эту колонну, затем перебраться под эту лестницу – помня об упреке, юноша перемещал палец, не касаясь бумаги. Дальше в этот коридор, а он уже ведет прямо к клеткам.
Оринитиль неуверенно пожала плечами.
- Сомнительное утверждение. Говорят, дым многих напугал, так что не думаю, что в Храме сейчас много народу. Да, приходят те, кому положено. Главы гильдий, близкие и дальние родственники короля, военачальники и другие важные люди. Те, чье отсутствие будет замечено. Но что гадать, нужно пойти и посмотреть.
- Стой, - Адунзагар поднял руку в останавливающем жесте. – Я не подумал об этом. Нужен еще один план. На случай, если ты права, и Храм пустует.
- Разве что системы подачи воздуха, - после минуты размышлений предложила Оринитиль. – Отверстие в куполе неплохо справляется с вентиляцией, но не идеально. Поэтому есть несколько дополнительных вытяжек и насосов. Все они приводятся в движение изнутри храма, служители вращают колесо и лопасти крутятся. Необходимы при большом скоплении народа в Храме и как раз для служебных помещений. Из-за этих самых механизмов трубы должны быть достаточно широкими, чтобы, если что-то поломается, человек мог пролезть и починить. Кроме того, снаружи неплохо замаскированы под барельеф и находятся на приличной высоте. Видишь, - указала она на небольшой дополнительный чертеж, - двадцать метров. Если придумаешь, как быстро, пока не заметила стража, залезть туда, то, пройдя вот по этой шахте, мы окажемся почти в нескольких шагах от нужного места.
- Прекрасная идея! – новый план понравился Адунзагару больше предыдущего. – А почему нельзя забраться по барельефам? Ты что, никогда в горах не была?
Оринитиль затрясла головой.
- Что, серьезно? Ах, эти столичные жители, - засмеялся он. – Но так и быть, если будем следовать второму плану, то веревку я тебе спущу.
- Это будет очень любезно, - в тон ему съязвила Оринитиль, собирая бумаги. Юноша тем временем закутался в просторный плащ, пристегнув под ним меч и лом, остальное сложил в сумку.
Девушка смерила его скептическим взглядом.
- На месте стражи я бы заподозрила тебя в нехорошем еще на входе в Храм.
- Я не буду одевать капюшон, - возразил Адунзагар. – А все приличные преступники свое лицо чем-то да скрывают.
Закрыв дверь снаружи, юноша провернул ключ в замке.
- Слушай, я понимаю, что звучит это несколько нелепо, - немного смущаясь, произнес Адунзагар, когда пара отошла от дома на сотню метров. – Но как ты смотришь на то, чтобы познакомиться? Должен же я знать, кто согласился разделить со мной измену Острову. Вот, к примеру, мне шестнадцать лет, а тебе?
Оринитиль прищурилась. Она сама хотела узнать о своем возлюбленном больше, но то, с какой легкостью он иронизировал над их отношениями, задевало ее.
- Да ты совсем еще ребенок, - нарочито высокомерно ответила девушка. – Мне семнадцать.
6
Адунзагар рассмеялся. Напряжение пропало, и всю дорогу до Храма он и Оринитиль вели себя как любая другая пара влюбленных, и невозможно было бы даже предположить, что они затевали. Да и сами они на время словно забыли о том, куда идут. А, может, понимание того, что дальше будет не до разговоров, заставляло их отдаваться беседе и наперебой задавать друг другу вопросы.
- Ты тоже будешь зодчим? А когда-нибудь займешь место отца?
-Нет, я буду мастером по витражам и мозаикам. И, кстати, сейчас я должна готовиться к завтрашней встрече с учителем. А ты книжник, как твой отец?
- Вероятно, буду им. На самом деле, сколько себя помню, хотел стать капитаном корабля. Но вряд ли кто-то возьмет Верного, да и я хотел бы исследовать моря, а не перевозить солдат на очередную войну. Так что пойти по отцовским стопам показалось мне более разумным. Нет, не разумным, не то слово, разумнее как раз идти туда, куда хочется, чтобы не жалеть потом. Более правильным, что ли. Тем более, что мои старшие братья перебрались лет пять назад на континент, и если я тоже покину дом, родители останутся совсем одни.
- Так у тебя есть братья? – удивилась Оринитиль.
- А что в этом такого? У тебя никого нет, что ли?
- Нет, - вздохнула девушка. – Я поздний ребенок, и нелегко далась матери. Теперь отец боится ее потерять, поэтому о других детях не могло быть и речи.
- Ну, братья это не всегда так хорошо, как представляется. Хотя, конечно, я за ними скучаю. Два-три раза в год от них приходят письма, но с каждым разом все короче, и все менее откровенны. Такое чувство, что не хотят расстраивать отца с матерью, но ведь и родители не дураки. Мать говорит, что между строк читается куда больше, чем в открытом тексте. И что когда-нибудь наше время будут вспоминать как время, когда молчание было информативнее, чем слово, когда новости разгадывали, словно ребусы, и было это настоящим искусством.
Адунзагар собирался было продолжить, но тут на одной из башен, находившихся радом, заиграла мелодия – на часах стукнуло ровно три. Подчиняясь шестеренкам, механические молоточки принялись выстукивать сложный ритм на серебряных трубках, и улицу заполнила музыка.
- Кажется, я увлекся, - заметил юноша, когда мелодия стихла.
- Нет, все нормально, - успокоила его Оринитиль. – Хотя, признаться, я не ожидала от твоей матери такой…
Она запнулась, подбирая слова.
- Проницательности? – подсказал Адунзагар
- Скорее поэтичности. Твоя мать показалась мне погруженной во вполне земные заботы. И мне всегда думалось, что люди, которые склонны философствовать, не могут выглядеть настолько собранными и говорить… ну, так как она говорит
- И как же? – прищурился Верный.
- Резко, - после секундной задержки ответила Оринитиль. – Чеканя каждое слово. Коротко. Ничего лишнего.
- Это привычка, - Адунзагар улыбнулся. – Многим из друзей нашей семьи или родственников не хватает этой краткости, особенно когда начинают говорить о судьбе Острова. Так что в особо серьезных случаях мать на правах хозяйки дома пресекает подобные переливания из пустого в порожнее, пересказывая эти длиннющие монологи тремя фразами. Но на самом деле она не всегда язвительна, и сама любит поразмышлять.
Храмовая площадь приблизилась неожиданно быстро. Оринитиль казалось, что они только-только покинули дом Верного и успели обменяться буквально парой фраз, а вышло, что дорога прошла незаметно и до обидного быстро. Громадина храма нависала над площадью. Черный туман здесь был гуще, чем в любом другом месте Ар-Миналета.
Часть площади, непосредственно прилегающее к Храму, была украшена изваяниями, изображавшими воинов и чудовищ. Первые были призваны символизировать доблесть эдайн, вторые – могущество Тьмы. Две самые большие статуи находились по бокам от главной лестницы, ведущей внутрь. Одна из них изображала дракона, раздиравшего человека в одежде дикаря-южанина. Другая – короля Нуменора, верхом на том же самом драконе. Послание было предельно ясным, и гласило, что та самая Тьма, что убивает дикарей, может быть укрощена нуменорцем.
От ступеней исходило ощущение холода – солнце уже который день не могло пробиться сквозь дым и нагреть черные плиты. Стража стояла недвижимо, мало отличаясь от тех скульптур, что находились ниже. Зал же был почти пуст, и видно было, что немногочисленные присутствующие пришли просто из любопытства.
Мозаика на полу изображала море, по волнам которого шли корабли, бесчисленное множество кораблей, а над всем этим было черное небо, посреди которого сияло солнце, символ Золотоликого короля. При этом узор был проработан до деталей – на кораблях можно было рассмотреть даже экипаж, а при приближении к солнцу становилось заметным, что и оно не было однородным, а изображало масштабную битву где-то на южных пустынных землях.
Алтарь находился ровно по центру строения; лестница, что вела к нему, была высотой с пять человеческих ростов. Однако сам жертвенник нельзя было увидеть даже отойдя к дальней стене – в то время, когда жертвы не приносились, святая святых храма была закрыта бархатными шторами.
Впрочем, не это больше интересовало Адунзагара и Оринитиль, а количество и расположение стражи. Четверо стояли на нижней ступени алтарной лестницы, по одному у каждого из четырех проходов в служебные помещения. Молодые люди переглянулись. С одним можно было справиться, но нужна куда большая толпа, чтобы остальные не заметили.
- Пойдем, - юноша коснулся руки своей спутницы. – У меня нет желание дожидаться ночи в этом месте.
Оринитили Храм не показался таким уж мрачным местом. Сейчас, когда в нем было тихо, не читались заклинания, не стонали протяжно трубы и не приносились жертвы, полумрак и размеры помещения не казались ей зловещими. Можно было часами ходить и разглядывать пол – кажется, мозаика вмещала в себя тысячи мелких сюжетов, и если задаться целью, то среди них можно было обнаружить весьма смелые намеки. Мастера, выкладывавшие эти кусочки, прекрасно знали, что никто из сильных этого мира не будет рассматривать детали. Однако же она пожала плечами и тоже пошла к выходу.
На мгновение в голове мелькнула мысль, что можно было и не спешить. До темноты еще несколько часов, а рисковать не стоит так минимум до полуночи. Надолго эта мысль, впрочем, не задержалась. Да, можно было спокойно позавтракать и не вызывать подозрений, а не исчезать из дома без объяснений. Можно было бы даже сейчас прийти домой, побыть там час-другой, усыпить бдительность родителей.
Оринитиль посмотрела на Верного и поняла, что не сможет уйти домой сейчас. Чем бы это ни грозило – расспросами, упреками, обидами. Все это будет потом. А сейчас - беседка в парке, плиты набережной, рука в руке и краснеющие от счастья и смущения щеки.
7. То, ради чего собственно все и затевалось) теперь бы найти силы довести до конца
И разговоры, разговоры. Слово цепляется за слово, и, невинный диалог о любимых книгах перерастает в серьезный спор о старинных веках, путях эдайн и их предназначении. Подобные беседы более свойственны давно знакомым людям, которые, к тому же, никуда не спешат, и могут позволить себе провести вечер, рассуждая о великих событиях и великих проблемах. Но эти же разговоры открывают малознакомым собеседникам друг друга лучше, чем прямые вопросы о друзьях, родственниках и увлечениях.
- А все таки, - Оринитиль облокотилась на перила, украшавшие набережную, и смотрела на волны, - как так вышло, что оба твои брата оказались в Умбаре? Мне казалось, что Верные не жалуют континент в общем, а южную гавань так особенно.
Адунзагар картинно вздохнул.
- Да, да, везде предрассудки. Верные не живут в Умбаре, верные вообще сражаться не любят и не умеют. Куда им, все время уходит на изучение запрещенных языков, на работу с мечом и времени не остается.
- Этого я не говорила. Не передергивай. Просто у вас сложные отношения с королем, а при слове Умбар все вспоминают ту самую победу Ар-Фаразона. Ну и ближе к южанам, дальше от эльфийских королевств – будь я Верной, то рассматривала б этот порт как последнее место, где можно поселиться.
- И что, к примеру, мне делать во владениях Элронда или Гил-Гэлада? Какая, в сущности, разница, неделя пути к эльдар или три месяца, раз ты все равно к ним не поедешь? Было время, когда Срединная гавань называлась Новой, а чуть севернее находился Ост-ин-Эдиль. Тогда соседи частенько навещали друг друга. Да только что толку говорить о том спустя пятнадцать веков? А раз сейчас эльфа не встретишь и в Тарбаде, то он не отличается от того же Умбара.
Оринитиль пожала плечами. Что бы Адунзагар не говорил, ей все равно плохо представлялись его братья в главной гавани юга.
- Могу поспорить, у Верных тоже найдется пара-тройка предрассудков о прочих жителях острова.
- Может и найдется, - юноша улыбнулся. – хотя я назвал бы это не предрассудками, а очевидными вещами. Вы так гордитесь своей преданностью королям, что перестали видеть, в какую бездну они тянут Остров.
- Ну да, - вспыхнула Оринитиль. – Авалтири все видят, а остальные слепцы.
- А как иначе объяснить, что никого не волнует происходящее? Что никто даже не пытается что-то делать?
- Можно подумать, Верные развернули бурную деятельность. Ну, вроде изучения запрещенных языков. Наверное, это поможет убедить короля и наместников в колониях не использовать рабский труд. Кстати, князь Адуназир вроде как родственник короля, в друзьях ходил когда-то, почему же он бездействует?
Дочь зодчего разошлась не на шутку. К счастью, ее вопросов никто не слышал – прогуливаясь, пара забрела в рощу, и сейчас молодые люди были совсем одни.
- Я не верю своим ушам, - насмешливо произнес Адунзагар, - Ты не можешь так говорить. Ты должна быть верна своему королю. Разве не он победил Зигура? Разве не расцвели колонии больше прежнего? Или, может, флот не увеличился втрое? Не наступила эпоха всеобщего благоденствия?
- Зря иронизируешь. Я не буду утверждать, что у подобных речей нет сторонников, но многие равнодушны к достижениям, о которых ты говоришь. Кому нужен флот ради флота? Труд рабов ускоряет строительство, но добавляет головной боли из-за качества. Отец говорил, что нуменорцы строили бы храм в десять раз дольше, но зато не нужно было бы проверять каждую мелочь. Да и как можно будет сказать, что дом, к примеру, построен нуменорцами, если половину работы делали южане?
Девушка выдохнула. Увлеклась она. На самом деле она отдавала себе отчет, что повторяет слова отца, который, в свою очередь, тоже не мог считаться обычным нуменорцем. И несмотря на подобное вольнодумство, верховный зодчий не думал плохо о короле. Отец свято верил в то, что ни один король не способен принести зло. Все, что не совершит правитель, в результате приведет к лучшему, даже если будет казаться иначе.
- Так что упрек мимо. Нет ничего плохого в том, чтобы знать себе цену.
- И все же это называется гордыня, - продолжал настаивать, хоть и предельно мягко, Адунзагар. - Люди не желают больше общаться с эльфами, потому что это может ударить по самомнению, а жители Острова привыкли быть лучшими.
- А я считаю, что причина в другом. Если мы с нимри соседи, то почему нас не приглашают в дом? Да, они говорят, что мы можем навещать их в Средиземье. Тогда пусть и они посещают наши колонии, а на Остров не приезжают!
В том, что касалось запрета для эльфов посещать Нуменор, Оринитиль полностью поддерживала официальное мнение. Даже если у королей были другие, тайные, причины для такого ограничения, ее это не волновало. Может, такими мерами они пытались добиться права для жителей Эленны посещать земли запада, это было неважно. Главное, что ни нуменорцы, ни эльфы не должны забывать, что в глазах Эру оба народа равны, а, значит, и права должны быть одинаковы, и ограничения – симметричны.
Как ни странно, Адунзагар не стал возражать и рассказывать сказку про то, что земля Валинора уничтожит ступивших на нее смертных,
- Дурацкая затея, в общем-то была, - отрешенно произнес он, - интересно, поняли ли это Валар? Несколько тысяч лет на размышления у них было.
Вот теперь Оринитиль удивилась по-настоящему.
- Ты о чем?
- О Валиноре. О нашем Острове. Об идее, что если всю Арду нельзя исцелить, то можно ограничиться ее частью. Что немного это больше, чем ничего. Валар дали нам срок жизни втрое больший, чем у других племен. Но если бы они не спрятались на западе, то не пропустили бы пробуждение наших предков в Хильдориэн. Моргот не смог бы обмануть первых людей, не разгневался бы Эру, и не было бы ужасных болезней и скорой старости.
- Выходит, дар Авалойм – всего лишь попытка исправить собственные ошибки!
С дерева, под которым стояла пара, взлетели птицы.
- Вроде того. А судьба оставшихся племен нас не должна интересовать. На первых порах так и было. Только история повторилась – сначала эльдар, затем нуменорцы. Не было бы Феанора, Галадриэль отправилась бы на восток, как и собиралась. Не приди нолдор тогда в Белерианд, судьба синдар была бы куда печальней, а если бы Тар-Минастир не пришел на помощь Гил-Гэладу, неизвестно, что было бы сейчас. Вот подчинил бы себе Зигур всех людей – и тех, что в Лонд Даэр, и тех, что в Пеларгире – и сейчас бы штурмовал Ар-Миналет.
- История не терпит сослагательного наклонения, - заметила Оринитиль.
-Точно. И все же мне неясно, почему Валар дважды ошиблись в одном и том же? А, может, они так и не поняли, что нельзя отделять одних от других? Если бы Эру желал, чтобы его дети были разделены, он поселил бы их на разных Ардах.
- Слышал бы тебя сейчас государь, - рассмеялась девушка. – После таких слов он бы не только перестал преследовать верных, но и ввел обязательное изучение синдарина.
- Ну, - смутился Адунзагар, - эта точка зрения лично моя. Ты первая, кому я открылся. А вот сказать те же слова родителям я не рискнул пока. Опасаюсь, что неверно поймут. Из дома вряд ли выгонят, но расстроятся. И самое обидное, что в речах Зигура есть определенная доля правды.
- Невозможно лгать, не опираясь на истину, - философски заметила Оринитиль. – Но где, по-твоему, наш советник не лжет?
- Земля на западе действительно может дать пусть не бессмертие, но еще больший, чем у нуменорцев, срок жизни. Некоторые рукописи, и среди них есть эльфийские, говорят о том, что Нуменор был создан частично лишь из обычной тверди, другая же часть была из неискаженных земель Амана. Иначе валар при всем желании не подарили бы эдайн долгую жизнь. Не в их это силах. Сама земля, пропитанная морготовой силой, отнимает наши годы и наполняет болезнями, словно мало нам последствий древней клятвы.
Небо стало резко темнеть. На город опускалась ночь, такая же беззвездная, как несколько предыдущих.
- Ты не думай, - продолжал юноша. – Я не считаю, что напрашиваться в Валинор или, не приведи Эру, пытаться завоевать его хорошая идея. Валар ошиблись, но это не делает их нашими врагами. Не мы должны искать лучших земель, но валар, эльфы, и нуменорцы должны вернуться на восток и сделать его не хуже запада.
Сказав это, Адунзагар вдруг запнулся. Ему показалось, что слова эти он уже слышал или читал, но никак не мог вспомнить подробности.
- Но разве нуменорцы не делают то, о чем ты говоришь? – прищурилась Оринитиль. – Мы построили колонии, поставили Мордор на колени.
- Это не то. Войско валар когда-то тоже пришло в Средиземье, повергло Моргота и удалилось. Колонии хорошо, но пока наша столица здесь, пока Остров мы считаем домом, много толку не будет. Мы готовы рубить леса там, чтобы оставлять нетронутыми здешние рощи. Там воздвигаем башни и стены, здесь дворцы. Можно прожить всю жизнь вдали от Острова, но пока сердце твое в Нуменоре, колонии будут словно нелюбимая жена, которой даришь красивые одежды и украшения, но это не заменит настоящих чувств. А землю нельзя исцелить, не любя ее всем сердцем.
- Твои слова кажутся такими правильными, - тихо произнесла Оринитиль. – но я понимаю, почему авалоим не стремятся на восток. Я бы не хотела оставить Остров. Даже зная, что это необходимо.
Вокруг стало совсем темно.
- Пожалуй, стоит переместиться поближе к Храму, - напомнила она. – А по пути можем еще поговорить. Ты не стал мореходом, чтобы не бросать родителей, но говоришь, что нужно возвращаться на восток. Так что же ты все-таки будешь делать?
Адунзагар прикоснулся к руке девушки.
- Ты права, пойдем. Я могу сказать, но это будет звучать еще более безумно, чем все то, что я наговорил. Я хочу плыть на запад и говорить с валар до тех пор, пока они и эльфы не согласятся вернуться в Средиземье. Нужно только собрать команду таких же безумцев – либо найти достаточно золота и купить тех, кому все равно, куда плыть.
- Словно Азрубель?
- Надеюсь, что нет. Хотелось бы вернуться к той, кого люблю.
Оринитиль остановилась. Щеки ее залил жар, который, впрочем, милостиво скрыла темнота.
- Она будет ждать тебя, сколько бы не продлилось плавание. Поэтому сегодня нас не поймают.
Ближе к выходу из рощи стало светлее – туман скрыл звезды, но ничего не мог сделать с фонарями. Храмовая площадь тоже была освещена, но гораздо меньше, чем улицы – не пристало Храму властелина Тьмы находиться в свете.
8. И это еще не конец
Верный забрался на стену, словно паук и принялся привязывать веревку к фигурной решетке, маскировавшей отверстие вентиляции. Оринитиль оглядилась вокруг и кивнула. Это означало, что никого нет, можно спускать. Осторожно, чтобы не разбить плиту и не привлечь этим стражу, Адунзагар стар разматывать веревку. Когда решетка оказалась внизу, девушка отвязала ее и приставила к стене. В темноте не было заметно, что этот элемент здесь лишний, и Оринитиль, тяжело вздохнув, взялась за веревку и поставила ногу на стену. Верный помогал ей забраться, тянул вверх, однако все равно этот подъем показался вечным.
- Если бы ты знал, как я боюсь высоты, - произнесла она, оказавшись наверху, в нише. – Пару минут назад стражники казались мне меньшим злом.
Шахта воздуховода едва вмещала севшего на корточки и пригнувшегося человека. Почти сразу за входом находился первый вентилятор. Что с ним делать, Оринитиль знала, но впереди находился Адунзагар, и обминуть его было невозможно.
- Кажется, действовать придется тебе, - сообщила девушка. – Просунь руку между лопастями, нащупай чуть правее рычаг. Нажми на него, а затем весь механизм тяни на себя, он откроется, как дверь.
Послышался щелчок. Первое препятствие было преодолено.
- Эти железные ленты Зигур придумал? – вдруг спросил Адунзагар. – Здорово. Вместо множества шестеренок – одна лента.
- Да. Позже. Мы уже почти в Храме, так что стоит помолчать. Сейчас прямой участок закончится, повернешь влево. Выход почти сразу. Снимешь механизм точно так же, как и предыдущий. Только смотри, чтоб никого рядом не было.
Адунзагар хмыкнул, давая понять, что все услышал. Второй вентилятор открывался внутрь Храма. Освещено помещение было плохо - хоть окон не было, и изнутри нельзя было определить, светло на улице или нет, спали пленники все еще по ночам, да и последние прихожане давно разошлись.
Единственный страж мерил шагами коридор между камерами узников, так что Адунзагар, выглянувший из воздуховода, видел то его лицо, то спину. Страж, в свою очередь, не мог увидеть юношу – отверстие шахты находилось весьма высоко.
Все произошло так быстро, что Оринитиль не успела сориентироваться. Верный сказал крепко держать веревку, а уже через секунду, держась за другой конец, прыгнул вниз. Веревка натянулась, дочь зодчего вцепилась в нее обеими руками, а ногами уперлась в стенки воздуховода, и все равно проехала по шахте еще порядка метра. Звука падения, впрочем, слышно не было, по-видимому ее спутник все рассчитал.
Натяжение пропало так же резко, а значит, Адунзагар был уже на полу. Девушка осторожно подоползла к отверстию. Что произошло, она точно сказать не могла, но страж лежал на полу. Оринитиль присмотрелась. При таком слабом освещении ничего нельзя было сказать точно, но ей казалось, что крови нет. Похоже, юноша просто оглушил свою жертву. Оринитили очень хотелось в это верить, и совсем не хотелось быть причастной к убийству.
А Адунзагар в это время уже орудовал ломом, срывая замки и цепи с клеток. И хоть он старался действовать тихо, некоторый шум это создало.
Девушка представила, что будет, если сейчас сбежится остальная стража, и инстинктивно вжала голову в плечи. Нет, она не вынесет, если ее любимого убьют, да еще и у нее на глазах.
А дальше случилось то, чего она не ожидала совсем. Едва решетчатая дверь открылась, из нее вырвались повалили люди. Они бежали прочь от камеры, где находились, прямо в направлении основного помещения Храма, а Адунзагар…
Адунзагар принялся открывать следующую дверь, уже не так осторожно, все равно шум был поднят. Два рывка – и еще одна камера была открыта, и еще несколько человек побежали вслед первым освобожденным узникам.
Только сейчас девушка поняла, что вперед ринулись не все. Небольшая группа осталась возле ее возлюбленного. Они-то за остальными не побежали, и только когда другие беглецы покинули коридор, подошли к месту, где не более двух минут назад появился Адунзагар.
Оринитиль снова уперлась ногами и откинулась на спину, чтоб было легче удержать забирающегося Верного. Руки немилосердно жгло, веревка медленно выскальзывала из них, но, к счастью, длилось это недолго.
- Ползи к выходу, - приказал Адунзагар, поднявшись. – Остальных я вытяну.
Девушка послушалась. У внешней стороны Храма она очутилась почти мгновенно, прохладный воздух ударил в лицо. Оринитиль выглянула вниз. Все так же высоко до головокружения, но стражи не видно. И шума не слышно, но это понятно – прочих беглецов наверняка задержали еще внутри Храма. Скоро все закончится, - твердила себе дочь зодчего. – Мы отбежим на безопасное расстояние, и можно будет вздохнуть спокойно.
Хлопок по плечу вывел ее из раздумий. Адунзагар протягивал веревку. Девушка печално посмотрела на свои руки – наверняка после этой ночи на них будут волдыри – и взялась за конец.
Спуск был уже не так страшен, хоть по-прежнему возникало нелепое желание разжать пальцы посреди пути. Наконец, под ногами оказались плиты площади. Оринитиль бросила веревку и покачнулась. Неожиданно дала о себе знать усталость. Только не сейчас, - с ужасом подумала девушка и облокотилась на стену. В этот момент она почти полюбила этот Храм за то, что он так вовремя оказался рядом.
- Ты идти-то можешь? - прозвучало над ухом. Дочь зодчего открыла глаза. Адунзагар стоял рядом, как и еще несколько человек.
Восемь, - машинально сосчитала девушка.
- Да, - она оторвалась от барельефа стены. – Уходим и быстро. А что с теми, кто ушел через зал? Или это…
- Южане, - прервал ее незнакомый женский голос. – Теперь идем.
Уже отойдя на приличное расстояние от площади, бывшие пленники чуть было не наткнулись на спешащий навстречу отряд стражи, но вовремя успели свернуть за угол. Похоже, в Храме сейчас было жарко, и не от жертвенника.
На Оринитиль, казалось, никто не обращал внимания, да и сама она пребывала в странном состоянии, когда еще можешь действовать, но думать уже не выходит. Машинальные движения, инстинктивные решения, механическое поглощение информации. Адунзагар что-то обсуждал с одним из беглецов, который, по-видимому и был его отцом.
Им нет дела до судьбы южан, - неспешно проплыла мысль в голове девушки. – Что бы авалтири не думали о себе, но они такие же как мы. Точно такие же.
- Могут перехватить возле дома, - донесся до Оринитили обрывок фразы. – Так что остальные пусть ждут. И она тоже.
- Я мигом, - этот голос принадлежал Адунзагару.
Что он должен был сделать? И она – это я? – теперь девушка корила себя за то, что поддалась усталости и не услышала всего диалога.
Группа остановилась. По знаку Адунзагарова отца беглецы рассредоточились по улице, стоя по два человека на приличном расстоянии друг от друга, чтобы не привлекать внимания.
- Я тоже пойду, - ровным, но не терпящим возражений тоном, произнесла Оринитиль.
Она и сама не знала, почему так решила, из-за подозрения, что ее возлюбленному может понадобиться помощь или же просто из неожиданно проснувшегося упрямства. Но оставшаяся сотня метров до жилища Адунзагара не преподнесли сюрпризов. Похоже, что засады не было, и в Храме еще то ли не успели разобраться, кто бежал, то ли карательный отряд был еще в пути.
В окне горел свет – несмотря на поздний час, хозяйка не спала. Да и не до сна ей было – сначала увели в Храм супруга, сейчас и сын пропал. Оринитиль могла поспорить, что сейчас госпожа Дулгунитиль раз за разом возвращалась мыслями к тому разговору, когда она сказала младшему сыну освободить отца. Наверняка упрекала себя за резкость, высокомерие и отчаяние.
Адунзагар постучал, а уже через секунду дверь открылась.
- Леди Морвен, - пробормотала Оринитиль, но хозяйка даже не обратила на нее внимания, лишь прижала к себе сына.
- Мама, нам нужно срочно уходить, - четко проговорил Адунзагар. – Отец сказал, мы покидаем Остров. Скажи остальным.
Девушка от неожиданности отступила на два шага и чуть не упала с лестницы. Да, все было логично. Семьям беглецов нельзя было оставаться в Ар-Миналете, но уезжать на континент…
- Наиболее правильно, - сказала она сама себе, с опозданием поняв, что произнесла это вслух. – Простите.
Голос Оринитили окончательно утратил краски и эмоции. В сердце постучалась беспросветная тоска.
- Нужно спешить, - напомнил Адунзагар. – Я сообщу семьям Исилронда и Динбарада.
Юноша спрыгнул с лестницы и начал стучать в нижнюю дверь.
-Они тоже? – женщина не закончила вопрос, кинулась в комнату. Не прошло и минуты, как госпожа Морвен снова выскочила на порог, но уже с большой увесистой сумкой через плечо.
Она была готова сорваться с места в любой момент, - подумалось Оринитили. - А я? В сумке карты и немного серебра. В комнате бардак, листики с неудачными попытками срифмовать любовь и боль, и если что случится со мной – что подумают родители, разбирая мои завалы?
- Вырос, - сама себе сказала Морвен, не обращая внимания на присутствующую девушку. – А я глупая, а мальчики становятся мужчинами, и это неизбежно. Следовало бы гордиться таким сыном, а не печалиться. Гордиться, -повторила она. – Нет повода для грусти.
Голос женщины при этом был пропитан тоской. Словами она пыталась убедить себя, но выходило плохо.
Адунзагар тем временем вернулся, а с ним две женщины и трое детей. Оринитиль мельком глянула на его мать. От минутной слабости не осталось и следа, сейчас это снова была собранная, решительная и резкая женщина.
За спиной оставались временные жилища верных, они покидали их без сожаления.
А ты? Что будешь делать ты? – спросила себя дочь зодчего.
- Ты ведь поедешь со мной? – Адунзагар взял ее за руку, пока дошедшие до места встречи жены бросались на шеи мужьям.
Да, - хотелось крикнуть девушке. – Мы уедем, хоть я буду тосковать по родителям и Острову. Но я готова на это, лишь бы быть с тобой.
- Нет, - глухо произнесла она. – В моей сумке карты. Я должна отнести их домой.
Только сейчас она поняла, что круг подозреваемых удивительно мал. И если чертежей не окажется на месте, некому будет спасать ее отца из храмовых темниц.
- Попробуй успеть, - взмолился Адунзагар. –Мы отправляемся в Роменну, так что нужно найти лошадей, а это тоже займет время. Догонишь нас, встретимся уже на причале. Я буду ждать на берегу, пока корабль будет готовиться к отплытию.
- Я попробую, - слова давались Оринитили с трудом, в горле комом стояло отчаяние. Как он не может понять, что она должна сделать так, чтобы отец не узнал! Спрятать все на место, ведь Зигур видит ложь. И когда спросит зодчего, на месте ли документы, тот должен ответить, что все в порядке, абсолютно искренне, веря в свои слова. – Но вам не стоит рисковать только ради меня.
- Если ты не успеешь, я найду тебя, - пылко пообещал Адунзагар, забыв о том, что нужно быть как можно тише. Оринитиль поняла, что сейчас все взгляды прикованы к ним двоим.
- Да, - уже еле слышно произнесла девушка, забирая руку и быстро, не оглядываясь, пошла в сторону дома.
продолжение в другом посте
@темы: фанфики
-
-
03.09.2011 в 14:54Только вот меня смущает то, что Верный переводит имя на адунаик, и уж тем более называет мать Дулгунитилью.
-
-
03.09.2011 в 16:02а у меня вот все плавает. То есть в начале я знала, а сейчас что-то все меняется.
А что будет дальше? Ну, по ощущениям
Верный переводит имя на адунаик, и уж тем более называет мать Дулгунитилью.
может я неверно перевела
но среди своих ее называют Морвен
-
-
03.09.2011 в 16:08Перевели-то правильно, просто имена с корнем "дулгу" до такой степени не-верные, что вряд ли так бы стали называть. Хотя, если он машинально переводил, то всё может быть.
А праздник Адунаика - это что?
-
-
03.09.2011 в 16:30А черт его знает) Думаю, это что-то вроде дня открытых дверей в библиотеке, совмещенного с образоватильными программами. Ну вот у нас есть день независимости, день флага, а в Нуменоре - день Адунаика
-
-
03.09.2011 в 16:36Продолжения хочется.
-
-
25.09.2011 в 13:20